Ход конем

Минут через сорок там, где разместился экипаж Шорникова, второй пилот, радист Николай Вердеревский и бортмеханик Иван Галактионов активно «колдовали» над столом. Ребята уже полностью распатронили корзинку Мирко, а стол успели накрыть скатертью, роль которой выполняла неизвестно откуда взявшаяся белая тряпка. Только радист любовно разгладил заломившиеся углы, как снаружи раздались шаги командира и штурмана.

– Полундра, мужики! – крикнул Галактионов.

Все кинулись кто куда. Вердеревский упал на кровать и тут же «заснул». Галактионов стал внимательно «изучать» карту, а Калинкин, сев на табурет, уставился в перевёрнутую книгу на сербском языке.

На пороге появились Шорников и Якимов. Подполковник осмотрел комнату и увидел повсюду «белое безмолвие».

– Что могу сказать тебе, Петруха, повезло нам с товарищами. Крепко повезло, – подытожил он осмотр.

– Ты о чем, командир? – не совсем понимая причину недовольства, поинтересовался штурман.

– Пока мы с тобой свои холки начальству подставляли, наши боевые товарищи морды о подушки плющили и раздвигали свои умственные горизонты. Причем, замечу, вверх ногами и на чужом языке. Оно, конечно, правильно – солдат спит, служба идёт. Жареный петух кой-куда не клюёт. А ведь могли додуматься товарищам еды добыть. В лучшем случае хотя бы чаю разогреть и сухпай вскрыть.

– Вот как вошли, так сразу обласкали, – воскликнул «проснувшийся» Николай.

– То есть у командного состава сложилось стойкое мнение, что в экипаже подполковника Шорникова Александра Сергеевича все, включая бортмеханика, бесчувственные железяки? – начал демонстративно набычиваться Иван.

– Мы с тобой, командир, – отбросив книгу, начал второй пилот, – налетали, кажись, уже не одну сотню часов. Можно сказать, вокруг шарика обернулись, а ты о нас, о своём любимом экипаже, так подумал! – голос его стал дрожать и ломаться. Брови командира от удивления поползли вверх. Неожиданно Борис вскочил со стула. – Друзья! – обратился он к присутствующим, широким жестом рук привлекая внимание пришедших к «скатерти». Подмигнув радисту и механику, эффектно щёлкнул пальцами. – Алле-оп!

Вердеревский и Галактионов столь же эффектно сорвали со стола тряпку. А под ней оказался самый настоящий, просто царский, по меркам военного времени, ужин!

Большой пышный хлеб, ломти которого напоминали взлётно-посадочную площадку столичного аэродрома. Три вида домашних колбас темно-красными, каштановыми и бордовыми кругами сытых змей свернулись на тарелках. Неприступным айсбергом на отдельной тряпочке лежал нежно-розовый кусок слезливого сала, а две тоненькие мясные карминно-красные прожилки лишь подчёркивали его абсолютную невинность. Резкий запах перца перемешивался с дурманящим и дразнящим запахом чеснока. И, конечно же, королевами ужина были копчёные куры, такие большие и пухлые, что они больше напоминали собой стёганых баб на чайники или самовары, чем обычных петухов и несушек. Янтарная печёная картошка была в тон птицам. Но наибольшее изумление вызывали бордовые и жёлтые остроконечные помидоры, неизвестно откуда добытые югославским поваром. И настоящей кулинарной бомбой замедленного действия лежал козий сыр с чабрецом. Рядом лежал большой пучок стрелок зелёного лука.

Увидев такую заботу о себе и штурмане, Шорников расцвёл.

– Вот это я понимаю! Вот это забота! Благодарствуем, ребзя! Молчавший до этого Якимов столбом рухнул на ближайшую кровать.

– Петя, ты чего? – забеспокоился Иван.

– Наповал сразили, фокусники, маги и чародеи! – открыв глаза, сказал штурман.

Быстрее, чем взлетал, экипаж с улыбками и смешками расселся вокруг стола. Шорников, на правах старшего по званию, первым потянул руку к еде. Все зачарованно за этим наблюдали. Едва его рука дотронулась до куска колбасы, Калинкин вскочил на ноги.

– Вечер фокусов и аттракционов продолжается! – и после хорошо выдержанной многозначительной театральной паузы щёлкнул пальцами.

Вердеревский извлёк из-под подушки бутылку вина от Мирко.

– А теперь по многочисленным просьбам друзей и боевых товарищей, – как заправский конферансье продолжил Борис, – напиток богов – м-м-мальвазия!

– Полностью реабилитированы, черти винтокрылые! – улыбнулся командир.

– Откуда это великолепие, мужики? – изумлённо спросил потрясённый штурман.

– Шарюсь я по пищеблоку, – начал сольный кусок в этом вечернем концерте второй пилот, – и кричу что есть мочи: «Мне надо прощальный ужин организовать для друзей!» А все вокруг: «Не разумем!» – да и всё тут! Но, видимо, бог войны внимательно следит за своей крылатой гвардией, и, на моё счастье, появился земляк из Пензы.

– Земляк из Пензы! Прямо на кухне? В югославских пещерах? – поддел второго пилота командир.

– Нет, он в охране Тито служит, – заступился за земляка Борис. – А по-ихнему шпарит, как заводной. Вот и пособил. А местные просили фашистов гнать отсюда к чёртовой матери.

– Тогда, товарищи солдаты и офицеры, за победу! – поднял стакан Шорников.

– Товарищи офицеры, в ознаменование тоста командира экипажа два коротких и один протяжный! – почти как диктор Левитан, произнёс главный заводила вечера.