Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3

Шилема стояла тут же на кухне, притиснутая к мойке, с прижатыми к груди руками. Она с удивлением наблюдала за поведением мужчин, для которых эта маленькая кухонька была домом, где они жили и принимали пищу. Это так не вязалось со знакомыми ей ходоками, да и с ней самой. Ей был непонятен этот аскетизм, эта скромная, вернее, нищенская обстановка в жилище, да и само жалкое жилище, эта непритязательная еда.

Её удивлял и одновременно покорял КЕРГИШЕТ. Но она всеми силами пыталась избавиться от такого наваждения…

– Садись, Шилема, поедим, – пригласил Иван временницу.

Сарый сразу же начал бурчать, что-де, набегут всякие, всё съедят, а ему потом, несчастному, опять бегать по магазинам или тащить что-нибудь из прошлого. А ему это надо?

– Учитель, ты не мычи, а больше на стол мечи, – скаламбурил Иван и неожиданно для себя почувствовал лёгкость во всём: мыслях, движениях.

Шилема осторожно присела на уголок табуретки.

– Ешь, Шилема и рассказывай, – хлебосольно поведя рукой, сказал Иван. – Кто ты и что ты? Что умеешь? Чем занимаешься?

Временница приняла протянутый ей бутерброд. Сделала небольшой надкус, долго прожёвывала, проглотила.

– Меня зовут Шилемой. Шилемой Армакан… Я временница. Моей Учительницей была Манелла.

– Ага!.. Ты – перль?

Шилема вздрогнула, с опаской посмотрела прямо в глаза Ивану.

– Н-нет… Да, я перль в этом мире.

– Ага!.. Я так почему-то и думал. Твой кимер?

– Семь тысяч лет с небольшим, лет на двести, – гордо вздёрнула она свой увесистый подбородок.

Иван опять отметил для себя её некрасивость.

Её не красили ни улыбка, ни удивление, ни испуг, ни вдохновение. И даже эта гордость за свои способности ходить так глубоко в прошлое.

«Впрочем, с лица не воду пить», – напомнил себе Иван прекрасную поговорку, так подходящую именно к данному случаю.

– Неплохо, – сказал он, но так, чтобы у неё не возникло опять особого самомнения. Так говорят школьнику, хваля за успешно выученную таблицу умножения. – Сколько тебе лет?

Она опять хотела вскинуть голову, чтобы возмутиться бестактности мужчины, но ответила без эмоций:

– Наверное, лет пятьсот. Я предпочитаю года не считать.

Иван кивнул и машинально потёр пальцами щёку. Он никак не мог привыкнуть к таким возрастным цифрам ходоков.

На вид Шилеме было лет двадцать пять, ну, от силы – тридцать.

– Почему я тебя до сего дня не видел?

Вопрос КЕРГИШЕТА развеселил Сарыя.

– И хорошо, что не видел, – сказал он. – А то давно сбежал бы куда-нибудь подальше. Ей только палец протяни, без руки останешься…

– Ты бы, Задира, помолчал, когда мы серьёзно разговариваем, – строго оборвала его Шилема. Лицо её окаменело, она явно была раздражена репликой Сарыя. – Тебе здесь…

– Он мой Учитель, – поторопился напомнить Иван, чтобы пресечь назревающую пикировку.

Сарый с благодарностью склонил голову, глаза его смеялись.

– Так, где ты была, когда я встречался с другими? – напомнил Иван свой вопрос.

– Дома была. Кое-кому вправляла мозги, чтобы не считали себя выше того, кто они есть на самом деле.

– Вправила?

– Вправила! Лет десять будут помнить.

– Десять лет большой срок, – задумчиво сказал Иван. – За десять лет либо ишак сдохнет, либо правитель помрёт, – напомнил он реплику Ходжи Насреддина.

Шилема поняла её по-своему.

– Не знаю, как ишак, а правитель не помрёт. Ещё молод. И будет помнить, что есть кто-то, знающий все его дела и помыслы. Он придёт и, если дела и помыслы были неправедными, покарает!

Иван повёл осуждающе головой от её такого заявления. Высказано оно было с верой в свою непререкаемую правоту кого-то за что-то карать и миловать.

– Во-от оно что. Бога, значит, из себя представляешь. Так-так… Знаешь, как мне на вас, изображающих из себя всесильных и всевидящих богов, стало в последнее время везти. Что ни век, что ни ходок, то ни много, ни мало, – а Бог! Надоедать стало. Запомни, Шилема. Я ни в каких богов не верую, а воплощающихся в них – презираю!

Иван высказался и надолго замолчал, занятый едой. Шилема всё это время сидела палка-палкой, воткнутой в табуретку, – ровно и неподвижно.

– Ты меня осуждаешь? – наконец, спросила она, хотя Иван её деяние в качестве какого-то местного божка и карающей его силы высказался вполне определённо.

– Не осуждаю. Соболезную. Надо же на себя взвалить такой груз, чтобы за всем следить.

Он непонятно почему вспомнил профессора-зануду, эколога, любящего повторять некоторые определения неоднократно. В памяти Ивана осталось несколько его изречений. Он воспользовался одним из них и блеснул им перед Шилемой.

– Такое наблюдение и контроль за чем-либо называется мониторингом… Само по себе дело хлопотное. Разве за всем уследишь? Да плюс ещё воздаяние за содеянное…

Он заметил, что временница смотрит на него, как на человека, несущего с самым серьёзным видом явную абракадабру.

Иван усмехнулся. Ей пятьсот лет, а она не знает, что собой представляет мониторинг. Подумал так и замер. В грудь проник холодок от страшной догадки.

С ним ведь сейчас происходит точно такое же!