Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2

– У меня порой, на день обычной ходьбы. Да… А Уленойк может… Да я вот только до тех трёхглазых не дойду. Тысяч восемь, наверное, до них, а у меня с полтысячи меньше запас. Тебе же впору.

– Да, мне впору.

– И сколько?

Кем бы ни был человек, в каком бы возрасте или на какой ступени иерархии власти или положения не находился, а любопытство у всех сродни вечному детскому «Почему?» и глубоко сидит в человеческом естестве, если он, конечно, не законченный идиот или совершенно пустой душой. Оно не подвластно никому и каким-нибудь образом покажет себя: словом, тоном, как оно было сказано, жестом, мимикой…

Особенно такому любопытству были подвержены ходоки, тем более, когда что-либо касалось их необычного дара – ходьбе во времени – и всего того, что с ним было связано.

Волхв Перкун, на взгляд, лет шестидесяти от роду, повидавший в своей жизни немало, полюбопытствовал – и не находил в том ничего постыдного или невежливого по отношению к гостю. Иван же такому поведению ходоков не удивлялся. Мало того, если бы Перкун не назвал свой диапазон, он обязательно поинтересовался бы им тоже. Ибо ходок характеризуется своим диапазоном и скоростью движения во времени.

– Вероятно, – ответил он, – около полумиллиона лет. Но побывал я уже раз в сто дальше…

– Ну-у… – отставил кружку старик.

– Бывал и в своём будущем. Симон меня водил, да я и сам теперь туда хожу.

– Да-да, – закивал головой волхв, – так говорят о КЕРГИШЕТЕ. Я рад, что встретил тебя и смог помочь хотя бы в малом. Меня всегда здесь можно найти. Кому будет надо, пусть скажет, что от КЕРГИШЕТА.

– Спасибо, Перкун!

– Перкунас.

Иван с интересом осмотрел волхва, припомнил:

– Что-то знакомое… Перун… Перкунас… Боги?

– Мы поклоняемся Перкунасу. Я – его жрец, потому тоже – Перкунас.

– Спасибо, Перкунас, за помощь и квас. У нас квасом называют другой напиток, а это по вкусу похоже, пожалуй, на сбитень. Не знаю точно. Да и сбитень пьют горячим… Не знаю.

Они вышли из горницы на гульбище. Солнце ударило в глаза.

Иван осмотрелся. Площадку владений Перкунаса покрывала сплошь жухлая никогда, наверное, не скашиваемая трава. Внизу, у подножия холма с капищем, темнели леса с жёлтыми заплатами отвоёванных у них полей и кулиг.

– До свидания, Перкунас!

– Пусть твоя дорога будет без закрытий, – напутствовал старик, подняв в прощании руку. – Симону, Задире и Уленойку мои поклоны.

Пирик

Как-то, ещё до того, как его занесло за Пояс Закрытых Веков, идя по дороге времени, Толкачёв материализовался в прошлой Амазонии тысяч за пять до нашей эры.

Никаких закрытий на данный момент времени и в данной точке пространства, где могло появиться его тело в реальном мире, не было. Но он не успел даже оглядеться, как получил по спине удар увесистой палкой. Силу удара смягчил рюкзак, зато в нём с печальным звуком распался на осколки термос с горячим чаем. Спину обожгло.

Надо было бы сразу стать на дорогу времени и избежать дальнейших недоразумений, коль скоро он попал туда, куда не следует, но Иван обиделся. Он резко обернулся и увидел перед собой группу краснокожих и черноволосых молодых людей, с изумлением рассматривающих его. Он для них появился, по существу, ниоткуда.

Сам обидчик, нанёсший Ивану удар, в ужасе отступал назад.

Одеяние молодых людей, если можно было это назвать одеждой, позабавила Ивана, точно так же, как он потом узнал, и его экипировка изумила другую сторону не меньше. Кожаные куртки закрывали всё тело аборигенов, но где-то на ладонь ниже пупка оно оставалось открытым до середины бёдер. Дальше ноги опять обтягивались кожей и были упрятаны в нечто похожее на сапоги. На голове у каждого красовалось какое-то причудливое сооружение из разноцветных перьев и веток со свежими листочками.

Позади Ивана раздался протяжный стон.

Иван не обернулся на звук, дабы не терять из вида неожиданных противников, а сделал несколько шагов назад. Спина его упёрлась во что-то твёрдое и надёжное. У ног его оказался человек, поверженный на землю. Незакрытые части его тела бугрились полосами от ударов палок. Нападавшие имели такие же отметины, возможно, полученные от этого человека, поскольку в руках у него также была зажата метровая палка в два пальца толщиной.

Лёгкая паника среди молодых людей, возникшая после появления ходока, улеглась, их было не менее десятка, и они решили возобновить атаку, метя теперь и в Ивана.

Толкачёв никогда не любил, когда против одного выступала толпа. В девяносто девяти случаев из ста, по его мнению, делалось это из злого умысла. Правые никогда не навалятся на жертву таким скопом, считал он, если они правые. А здесь, к тому же, явно никто не собирался различать его самого и упавшего от побоев.

Палки уже посвистывали в жилистых руках перед самым лицом. Впрочем, делалось всё это на дилетантском уровне – лишь бы помахать. Потому отобрать у ближайшего противника его оружие Ивану ничего не стоило. Та же участь постигла второго, слишком увлечённого «неправым» делом.