«В помещики целили. Все человеческое предали», — подумал Дементий Федорович и отвернулся.
Дементий Федорович сел в тележку и тронулся в свои батальоны.
Что-то хотел он забыть? Нет, не забыть хотел, а любовь его к родному, к реке чистой, к лугам милым, к покосам манила через мрачное, беспроглядное, как ночь глухая порой, когда и зорь не видать по холодному рассвету, но все же явится.
— Наши Ельню взяли. Наши Ельню взяли!
Никанор со двора вбежал в избу.
— Слышала, мать? Наши Ельню взяли.
Гордеевна медленно отступила от окна и пальцем показала на дорогу.
Во двор заворачивала телега с убитым.
Катя провезла Федора по родным лесам, да не видел он высоких сосен. Лежал на соломе в телеге. В головах сноп ржаной.
Схоронили его на Щекинском кладбище, рядом с отчим домом, на покатом склоне перед полем — луговой нивкой в бескрайней Руси, обвенчанной на высоком холме червлев-стягом и вороном вещим кружащим.