– С лицейским другом Пушкина, автором поэмы «Руслан и Людмила», которую он переслал мне в Порт-Жаксоне вместе с корреспонденцией, присланной для экспедиции из Петербурга, в единственном экземпляре, и мы, офицеры, успели замусолить ее страницы, перечитывая. Горячий и увлекающийся новыми идеями молодой человек.
– Смотрите, молодые увлекающиеся люди, не добалуйтесь с новыми-то идеями, – буркнул капитан.
«Как накаркал!» – злился на себя несколько лет спустя Фаддей Фаддеевич, вспоминая об этом разговоре после разгрома восстания декабристов на Сенатской площади, среди которых были и Кюхельбекер с Торсоном. Ведь он всегда выделял этого прекрасно образованного лейтенанта среди офицеров шлюпа «Восток», как в свое время Крузенштерн выделял и его, мичмана Беллинсгаузена, среди офицеров шлюпа «Надежда».
При продвижении на юг усиливались западные ветры, и шлюп стало раскачивать все сильнее и сильнее.
– Только входим в «ревущие сороковые», – пожаловался как-то Фаддей Фаддеевич, – а нас уже болтает из стороны в сторону, как дерьмо в проруби. Что же будет дальше, Андрюша?!
– Вполне естественно, Фаддей. Ведь со времени выхода из Кронштадта командой съедены десятки бочек солонины, еще более бочек квашеной капусты, да мешков с сухарями чертову уйму. Расстреляли пушечных ядер и пороха немерено. А сколько бочонков рома и вина, купленного на Канарских островах, выпито? – И, заметив недовольный взгляд капитана, улыбнувшись, уточнил: – Исключительно для разбавления тухлой питьевой воды для команды… И все это из трюма, с самого низа судна. Да свиней и баранов в Порт-Жаксоне прикупили, но уже в загон на верхнюю палубу. Вот остойчивость шлюпа и уменьшилась.
Капитан задумался, а затем приказал вызвать старшего офицера.
– Значит, так, Иван Иванович! – обратился к нему капитан, когда тот поспешно поднялся на мостик. – Все пушки с батарейной палубы с ядрами спустить вниз. Оставить только кормовые карронады для подачи сигналов и откалывания льда от айсбергов. Туда же спустить с ростр рангоутное дерево, запасенное в Новой Голландии, какое будет возможно, и запасные паруса, за исключением самого необходимого.
– Чтобы увеличить остойчивость шлюпа, Фаддей Фаддеевич? – предположил капитан-лейтенант.
– Вы совершенно правы, Иван Иванович.
И деятельный старший офицер немедленно приступил к исполнению приказа капитана. Когда же доложил, что все работы выполнены, то не удержался, чтобы не отметить:
– А болтанка-то почти не чувствуется, Фаддей Фаддеевич! При сильном боковом ветре и крутой волне шлюп идет, чуть покачиваясь.
– Ну и слава Богу, Иван Иванович, – ответил капитан, польщенный скрытой похвалой своего помощника.
В полдень по приглашению Беллинсгаузена на «Восток» прибыл Лазарев с несколькими офицерами. Как всегда, руководители экспедиции уединились в адмиральской каюте.
– Господа, – обратился Фаддей Фаддеевич к присутствующим, – я должен сообщить вам свое решение в отношении дальнейших планов экспедиции. Мы не пойдем, как намечали ранее, к Аукландским островам, ибо в этом случае при господствующих сейчас западных ветрах уйдем слишком к востоку, приближаясь к пути капитана Кука, – Лазарев утвердительно кивнул, – что недопустимо, так как значительно снижает возможности открытия в этом неисследованном районе новых земель. Ввиду этого намерен идти к острову Маквария, то есть практически на юг.
В случае разлучения шлюпов будем, как и прежде, искать друг друга три дня на том месте, где последний раз виделись, а если не встретимся, то надлежит ожидать неделю у северо-восточной оконечности Южной Шетландии, которую будет необходимо осмотреть. Если же и там не дождемся друг друга, то будет необходимо идти в Рио-де-Жанейро и ждать там в течение месяца. А потом действовать в соответствии с инструкцией, копия которой есть у Михаила Петровича, ибо нам категорически запрещено идти в антарктические льды поодиночке.
– Что означает бесславный конец экспедиции, – уточнил Лазарев.
– Вот именно, – мрачно подтвердил Беллинсгаузен.
– Не дай-то бог, господа капитаны, дойти до этого! – истово перекрестился Андрей Петрович. – Однако уверен, что этого не произойдет, – добавил он, – так как теперь капитан флагмана не будет так резво убегать от «Мирного».
Лазарев быстро глянул на Беллинсгаузена, который, коротко усмехнувшись, молча позвонил в колокольчик, и вестовые споро накрыли стол по малой программе.
Через неделю после выхода из Порт-Жаксона на «Востоке» открылась течь в носовом отсеке у форштевня. Старший офицер буквально облазал каждый его дюйм, но так и не смог определить ее место за обшивкой, хотя было слышно журчание поступавшей в шлюп воды.
– Черт знает что! – в сердцах выругался капитан после доклада старшего офицера. – Ведь в Порт-Жаксоне за время вынужденной стоянки из предосторожности ободрали медные листы в носовой части, проконопатили весьма тщательно, а затем заново обили медью. Ведь так, Иван Иванович?
– Так точно, Фаддей Фаддеевич! Покрыли медными листами до самого бархоута, – чуть не вспотел от резкого голоса капитана старший офицер, – лично проверял!