Намеренно обнаружив своё присутствие треском веток, раздвигая или проламываясь через молодую поросль, на берег вышли два мизгиря. Стальные паукообразные машины неподвижно застыли, давая возможность напуганным местным рассмотреть себя. Выдвинутые на полную длину опорные конечности вознесли яйцеобразную кабину на высоту порядка трёх метров. Последнее совсем не лишне, так как местные жители в полтора раза выше землян и значительно массивнее. Руководившей операцией безопасник решил, что следует сразу продемонстрировать имевшуюся у людей стальную мощь, чтобы напугать и ошеломить дикарей. Тут важно было не переборщить. Конечно, напуганные туземцы должны сделаться более сговорчивыми, но насмерть напуганный дикарь становится абсолютно неуправляем.
Сбившиеся в кучу и отступившие к воде, так, чтобы между ними и вышедшими из лесу стальными чудовищами пылали костры, моряки стояли неподвижно. Выйдя из леса, мизгири также остановились, прочно упираясь в землю опорными конечностями. На яйцевидных кабинах играли отблески огня, от разожжённых на берегу костров и заходящего, тонущего в морских водах солнца. Сверху продолжал висеть дрон, записывая происходящее и транслируя оставшимся в лагере землянам.
Дав туземцам с пару минут полюбоваться на застывших стальных гигантов, из-за них вышли пехотинцы и тоже застыли облачёнными в стальные доспехи фигурами. Длинные, отдалённо похоже на копья, ружья держали направленными вверх, чтобы не провоцировать местных. Вмести с пехотинцами вышли два безопасника, им отводилась роль переговорщиков. На фоне облачённой в закрытые доспехи пехоты, безопасники не выглядели кем-то, кто мог бы представлять угрозу. У них пустые руки, а то, что на поясе висит личное оружие не должно испугать туземцев, находившихся на уровне развития раннего средневековья.
Капитан спокойным шагом вышел вперёд, остановившись между парой пылающих костров. Котёл над одним, из-за резкого движения кашевара, перевернулся, варево выплеснулось в огонь и от него довольно неприятно пахло. Котёл над вторым костром висел на месте и даже был закрыт крышкой. Время от времени крышку подбрасывало вверх накопившееся в котле давление, клуб пара вырывался вверх, давление падало и крышка становилась на место. Пахло с той стороны тоже не слишком приятно. Чем бы не питались местные жители, пробовать это контрразведчик не хотел.
За плечом, в отдалении на два шага, замер помощник. Его руки также пусты, но он может быть полезен, если с моряками получится найти взаимопонимание и придёт черёд взаимных подарков. У остатков экспедиции имелось не так много лишних вещей. Капитан планировал подарить местным часть металлического лома. По его просьбе техники вырезали и заточили несколько кусков броневой стали из пришедшего в полную негодность и разобранного на детали мизгиря. По местным меркам это должно быть супероружие, легендарный сверхпрочный и сверхострый меч. В качестве альтернативы имелось немного синтетической ткани и, разумеется, стеклянные осколки, обточенные техниками.
Говорят, когда-то американцы купили за бусы и стекляшки землю у прежде живших там индейцев, а впоследствии заразили инфекционными болезнями, а то и просто вырезали бывших коренных обитателей континента.
Планы контрразведчика не были столь коварны. Он хотел лишь разойтись миром с нежданными пришельцами, попутно собирая информацию об обитателях этого мира великой сферы. Честно говоря, его гораздо больше беспокоило наметившееся в остатках экспедиции расслоение. Многие желали бы остаться в этом тёплом краю, вместо того чтобы пойти в портал и попытаться вернуться на непрекращающуюся войну, ведущуюся между людьми и демонами, на родной земле. Пока ещё никто не решился произнести слово «дезертирство», но оно уже незримо витало в воздухе как плохой запах, как тихий шум, источник которого не можешь определить.
Чисто по-человечески, людей можно было понять. Они устали, они все бесконечно устали. Кто-то из молодых, кому меньше двадцати, вообще не помнил мир до войны вторжения. Да и те, кто постарше, сам капитан, уже почти забыли, что такое мирная жизнь без постоянной, каждодневной борьбы с иномирными чудовищами и предателями рода людского. А некоторым из техников и солдат, сейчас сидящих в кабинах шагающих танков или облачённых в экзоскелеты технодоспехов всего лишь семнадцать или восемнадцать лет. В сытое довоенное время они считались бы детьми, а сейчас с них спрос, как с воинов. Капитан вполне мог бы понять тех, кто устал сражаться на бесконечной войне и хотел бы прожить свою жизнь вдалеке от сражений, битв, от холодных городов за полярным кругом. Он мог бы понять, но принять никак не мог. Не имел права и должен был выкорчёвывать подобные проявления малодушия в вверенном ему судьбой, раз уж не осталось никого выше званием, коллективе.