Холодное блюдо

Стрельцов воззрился на "братка" с таким видом, словно тот только что в общественном привокзальном туалете провозгласил начало второй части Марлезонского балета. Мордоворот уразумел, что имеется некоторое недопонимание, и заверил:

– Ща догонишь.

– Я…-начал Артем, но собеседник с удивительным для его комплекции проворством выскочил за дверь.

И почти сразу – через полминуты – вернулся.

– На, слушай! – "браток" приставил к уху пленника трубку сотового телефона.

– …Артем, алло…Артем, меня какие-то люди держат! – зазвенел в трубке встревоженный голос супруги.

– Алло, Настя! Не волнуйся, алло!…- заблажил Стрельцов, но из телефона уже раздавались тревожные короткие гудки.

– Хватит, хорошего помаленьку. Будешь правильно себя вести, родимый, еще дам позвонить.

Словно ушат ледяной колодезной воды вылился на Артема. Он взъярился.

– Твари!! Ублюдки! Если с Настей что-нибудь случится, хоть волосок упадет с ее…хоть пальцем… то я…не знаю, что с тобой сделаю! Я тебя…

Мордоворот поморщился, шагнул поближе и резко ударил Стрельцова под дых.

– Не ори!

Удар взбодрил и встряхнул. Артем согнулся дугой – насколько позволяли веревки – и рухнул мордой в пол. А заодно в ошметки вчерашнего ужина, стекшие с занавески. Такого испытания впечатлительная натура Стрельцова не выдержала, и его вторично стошнило.

– Как тебя разобрало-то,- сочувственно покачал головой "браток". Он наткнулся взглядом на окончательно испорченный кусок ситца на окне и удивился:- Родимый, ты что, уже все тут заблевал?

– Козел! Ублюдок! – оклемавшийся после подлого удара Артем приподнялся и в приступе неконтролируемой ярости высказал все, что думает о мордовороте, его родственниках, близких и дальних, и о сексуальной предпочтениях. Высказывания носили сплошь непарламентский характер, а описываемые сексуальные изыски касались взаимоотношений с мужским полом и представителями животного мира. По большей части, хвостатыми и рогатыми.

Выслушав красочную и насыщенную эпитетами гневную тираду, "браток" восхищенно поцокал языком, наклонился к корчащемуся на полу Артему, примерился и хлопнул похожими на лопаты ладонями по ушам пленника. В голове у Стрельцова как будто разорвали тротиловую шашку. Или даже фугас. Вроде тех, что пресловутые чеченские боевики используют при проведении террористических актов. Уши налились огненной болью и закупорились свинцово-ватными затычками. Тяжелыми и плотными. Звуки не исчезли, но истончились до неразборчивых шорохов и шелестов, с трудом пробивающихся сквозь свинец и вату. Глаза заволокло багрово-серой пеленой. Однако через пару секунд слух восстановился, зрение нормализовалось. Только голова заболела еще сильнее.

– Я же тебе говорил, не шуми.

Артем с ненавистью посмотрел на своего мучителя. Его бесили деланное спокойствие мордоворота, тон, манера поведения. Он и так во власти этого пляжного дяди, зачем еще и изгаляться? Да еще с гадостной улыбочкой в тридцать два познавших инструментарий опытного стоматолога зуба. Стереть бы ее! Дай ему волю, вместе с половиной лица бы вырвал! На мгновение Стрельцов забыл и про Настю, и про собственное бедственное положение, и про то, что хотел узнать причины похищения, и даже про многочисленные очаги боли.

– Ты, Джеки Чан недоделанный, решил, что самый крутой?! Развяжи, я тебе кишки на ребра намотаю, тогда посмотрим, какой ты крутой!

На провокацию "курортник" не поддался и освобождать от веревок пленника не кинулся. Он присел на корточки рядом со Стрельцовым, деликатно почесал за ухом, вздохнул и занудно затянул:

– Брателла, ты чего такой непонятливый? Я тебе русским языком сказал, не суетись, не брыкайся…

Из горла Артема вырвался яростное шипение:

– Руки развяжи, козел!

"Курортник" искренне огорчился оттого, что его столь бесцеремонно прервали, по его лицу…простите, морде пробежала тень, брови поползли к переносице, выражая неудовольствие, а кулаки сжались, словно выбирая точку приложения на распростертом теле. Стрельцов догадался, что его опять ждет знатное угощение в виде удара по ушам или оплеухи и, затрясшись от бессильной ярости и унижения, попытался укусить мордоворота за ногу. Но не достал. И не придумав ничего лучшего, судорожно извернулся и плюнул "братку" в морду. Смачно. Харкнул, простите за тавтологию, в ненавистную харю так и не представившегося гражданина.

– Ах, ты сучара!- взревел подстреленным во время случки бизоном "браток", подскочил и мазнул ладонью по щеке, проверяя, как много слюны попало в цель. Убедившись, что плевок удался, разозлился еще больше. Маска мнимого спокойствия слетела с физиономии "благодушного хозяина жизни" легче, чем иголка – с высохшей новогодней елки.

– Падаль, убью!- курортник от души приложился ногой к стрельцовскому боку, затем отошел и засадил еще раз. С разбега.