Холодное послание

Дело было в том, что к более тяжкому составу преступления присоединяется менее тяжкий, и если бы милицейское следствие доказало виновность Ильясова, а в их деле фигурировала бы даже пусть в качестве пособника – читай, соучастника в наименьшей своей разновидности, – обвиняемая в убийстве Рябская, то автоматически уголовное дело Сурена из милиции перекочевало бы на присоединение к убою. А как там милиция расследует – бог их знает, бывают следователи ответственные, а бывают – хвост кобыле не пришей. И Пишулин, разругавшись с Вершиным вследствие невозможности разругаться с Бараевым (попробуй потом позвони начальнику крима, попроси его об услуге), послал его со своим разрешением на свидание подальше.

Неожиданная удача снова пришла со стороны Алексашенкова, к которому рысью побежали как Бараев после злого доклада майора Вершина, так и начальник милицейского следствия после злого доклада подполковника Бараева. Антонов прекрасно понимал, что показания Рябской имеют большой доказательственный вес в деле Ильясова, и допустить, чтобы эти доказательства пропали, не мог. Да и прокурорских работников он отчего-то ненавидел, поэтому перед Алексашенковым следователь Пишулин предстал чуть ли не наркобароном, уводящим от уголовной ответственности страшных преступников. Полковник, как всегда, был великолепен.

– Это вам что, хиханьки? – громыхал он по телефону, разговаривая с заместителем руководителя следственного отдела СК. – Или, может быть, хаханьки? У нас задержан опасный преступник, а ваш следователь отказывается содействовать тому, чтобы его отправили на зону! Преступника, а не следователя, уточняю! Это вам что, кража двух хорьков из зоомагазина? Это наркотики, а вы что, не знаете о наркотиках? – видимо, зам что-то ответил, потому что Алексашенков немного помолчал, потом продолжил: – Вот и я прекрасно знаю о наркотиках! Давайте его отпустим! Давайте! Вот мы не поработаем с его сожительницей и завтра отпустим! А послезавтра от его деятельности молодежь и другие люди будут умирать, давайте вы возьмете на себя эту ответственность? – снова пауза. – Отчего я так и знал, что не возьмете?! А вот я возьму ответственность за то, чтобы сказать: это вам не бабушка незаконно лук продает, это мафия! Городская мафия!

И так далее и тому подобное. Калинин при разговоре не присутствовал, но после того, как из кабинета вышел, давясь от смеха, обычно невозмутимый Бараев пару перлов из него вытащил. Особенно ему понравилась фраза полковника: «А вот сейчас что-то произойдет не без участия известных лиц, и ваша обвиняемая от показаний откажется, а следователь, оказывается, ее бил!», и первый раз капитан почувствовал к Алексашенкову что-то вроде приязни.

После получения разрешения, которое следователь Пишулин выписывал, с ненавистью сверкая глазами, Вершин немедленно отправился в ИВС. Вику вывели из камеры; на всякий случай майор прихватил бланк протокола допроса: Пишулин точно ее допрашивать не соизволит, а в случае чего его можно будет оформить поручением, задним числом. Или к тому делу приобщить, или к милицейскому. Поэтому даты он не поставил, заполнил остальные графы и спросил:

– Курить хочешь?

Рябская молча кивнула. Ломка у нее еще не наступила, слишком мало просидела без наркотиков, но пережитое дало о себе знать: это уже была не та покрытая стальной броней нервов проститутка, это была молодая женщина со старыми, потухшими глазами, с бороздками морщин, с остановившимся взглядом.

– Слушай, Рябская, – решив не тянуть кота за хвост, начал Вершин. – Мне нужно еще раз допросить тебя – во-первых, ты что-то недоговорила по фактам с улицы Зеленой, где нашли труп, а во-вторых, касательно Сурена Ильясова. Сама понимаешь, правда нам известна, но документально не закреплена. Если не будешь говорить – я тебе весь мозг вытряхну, но добьюсь хоть толику правды, мне и этого хватит. Поверь на слово, тебе ничего другого не остается.

Вика подняла на него мертвый взгляд.

– Курить есть?

Вершин поспешно вытащил сигареты, протянул ей всю пачку, щелкнул зажигалкой. За дверью со стеклянным окошком дежурный по ИВС сделал страшные глаза, но Вершин в ответ так злобно посмотрел на него и замахал руками, что лезть он не стал. Вика затянулась, выпустила дым.

– Знаешь, я будто умом тронулась, – ровно сказала она. – Как стала эту суку тогда кромсать, больше ничего не помню. А ночью сегодня вроде от шума просыпаюсь – а это у меня в голове спорят, спорят… Три разных голоса, и ругаются, как черти… это без наркоты, наверное. Ломает меня. Что про Сурена говорить?

– Что ты знала о его наркобизнесе?