– М-м-м, – ко мне вернулось детское заикание, – миссис Фергюсон, это
От страха моя речь сделалась невнятной:
– На самом деле я записывала в школу Лидию Мэй Танеру Муркрофт.
Долгое молчание. Салли Фергюсон в глубоком замешательстве. Она моргнула через свои круглые очки с толстыми стеклами.
– Простите?
– Но здесь же ясно сказано, что вы записываете
Я судорожно вздохнула, собираясь открыть рот, но дочь вновь опередила меня. Будто подслушивала.
– Я Лидия, – сказала она. – Кирсти умерла, потом она опять стала живая, а потом опять умерла. Я Лидия.
Салли Фергюсон побагровела и промолчала. Мне было трудно ответить – я оказалась слишком ошеломлена и балансировала на краю темной бездны абсурда. Но я собралась с силами и произнесла:
– Можно отвести Лидию в класс? И тогда я вам все объясню.
Снова жуткое молчание. Я слышу, как в коридоре дети поют нестройными голосами:
Меня тошнит от песенки – настолько она не вяжется с обстановкой.
Салли Фергюсон кивнула и пододвинулась ко мне поближе.
– Да. Так, конечно, будет разумно, – согласилась она.
Затем Салли обратилась к симпатичному молодому человеку в узких джинсах, который как раз входил в кабинет через стеклянную дверь.
– Дэн, Дэниел, будь добр, проводи в класс новенькую, э-э-э, Лидию Муркрофт. Во второй класс к Джейн Раулендсон, в конце коридора.
«
– Ага, – дружелюбно ответил Дэн.
Он присел рядом с Лидией на корточки, как сверхисполнительная прислуга:
– Я Лидия, – Кирсти яростно заламывает руки. Она смотрит исподлобья, оттопырив нижнюю губу – самое упрямое выражение, на которое она способна. – Зовите меня только Лидией.
– Конечно, Лидия. У них первый урок пения, тебе понравится.
Наконец хоть что-то сработало. Она медленно разжала кулаки и, взяв Дэна за руку, пошла с ним к очередной стеклянной двери. Она казалась крошечной, а дверь – огромной и зловещей, как пасть чудовища.
На миг она замерла и повернулась с грустной испуганной улыбкой, но Дэн легонько потянул ее за собой в длинный коридор.
Школа проглатывает мою дочь. Теперь я вынуждена бросить ее здесь, оставив наедине с ее судьбой.
Я смотрю на Салли Фергюсон.
– Итак…
Салли сурово кивает.
– Да, пожалуйста. Пройдемте в мой кабинет, где нам никто не помешает.
Пятьдесят минут спустя я выложила Салли Фергюсон чудовищные подробности нашей истории: нелепая гибель близняшки, длящийся четырнадцать месяцев кризис идентичности. Она слушала мой рассказ, в ее глазах читался приличествующий случаю неподдельный шок, а также сочувствие, но я заметила кое-что еще: лукавую искорку неподдельного интереса. Я внесла оживление в скучный школьный день, и вечером она сообщит мужу и подругам кое-что любопытное.
– Поразительно, – говорит Салли Фергюсон. – Я вам глубоко сочувствую…
Она снимает очки, надевает снова:
– Странно, что не существует… научного метода, чтобы…
– Доказать?
– Да.
– Нам лишь известно, и это мое мнение, что если она хочет быть Лидией, нам не надо ей противиться. По крайней мере, сейчас. Не возражаете?
– Естественно, нет. А что касается документов о приеме, то… – Салли мнется и продолжает: – Что ж, они были одного возраста, значит… Я изменю записи, так что вам не о чем беспокоиться.
Я поднимаюсь, чтобы убраться восвояси. Мне страшно хочется поскорее удрать отсюда.
– Мне жаль, миссис Муркрофт. Но я уверена, что все будет хорошо, и Кирсти – в смысле, Лидии, вашей дочери – понравится здесь.