Я снова думала про Риза. В последние несколько месяцев я думала о нем больше, чем за предыдущие двадцать лет. Иногда у меня появляется такое ощущение, будто он вернулся в мой дом. Ты знаешь, как порой бывает с воспоминаниями – они плоские, как лист бумаги. Просто помнишь какой-то факт. Или момент. Но бывает, что воспоминание становится трехмерным, объемным, что оно наполнено запахами, прикосновениями, цветом. И тогда невольно задаешься вопросом: где это пряталось все это время? С тобой такое случается, Джим? Как ты знаешь, я храню так много вещей, потому что они несут в себе присущую им энергию, тень некоего воспоминания, которую отбрасывает каждая вещь. На днях я зашла в комнату Риза. (Я говорила тебе, что сохранила ее в том виде, в каком она была двадцать лет назад? Она совершенно не захламлена. Правда, странно? Возможно, у тебя найдется этому объяснение. Ты мастер выдвигать теории, Джим.) В общем, я вошла в нее, и он как будто был ТАМ! В той комнате. Раньше я ни разу никогда ничего подобного не чувствовала, а ведь, как ты знаешь, Джим, я человек с обостренным восприятием таких вещей. Странно, что раньше со мной такого не бывало. Но я поняла, что это не призрак, это его ДУХ, и тогда я поняла, что дух – это лишь другое обозначение памяти. Чем сильнее память, тем сильнее дух. Как бы мне ни хотелось верить, что дух живет как нечто отдельное от человека, я знаю, что это не так. Человеческий дух продолжает жить в наших умах и сердцах. И мне ТАК ПЕЧАЛЬНО, что все эти годы я отрицала его дух, потому что мне доставляла боль сама мысль о нем. Я как будто подавляла его дух. Держала его взаперти.
Но сегодня по какой-то причине я открыла ему объятия. Приняла его. Все воспоминания. Всю его силу. И он пришел ко мне, мой мальчик. Пришел со всеми вопросами и со всеми странностями. Я словно наяву ощутила запах его волос, увидела, как он сидит, сведя колени. Я ощутила его напряжение. Оно всегда было вокруг него, словно силовое поле. Я услышала его голос – ровный, монотонный. Он всегда так говорил. И я вспомнила – во всех деталях – день, когда он умер. Я была в его комнате. Он, прислонившись спиной к стене и поджав колени, сидел на кровати и ковырял сухую кожу на ладони. На руке у него были часы, большие пластиковые часы с кнопками. На другой руке – грязноватый напульсник. Я пылесосила. (Ха, ты только это представь! У меня был пол, который я могла пылесосить.) Он наблюдал за мной.