– Шестнадцать. Только исполнилось. Он повесился. Да, вот так. – Рори уже больше не злился на Риза. За эти несколько лет, проведенных в Испании, в какой-то момент, – он даже не мог сказать, когда точно это произошло, – он перестал сердиться. Просто сейчас ему было грустно, грустно, что он никогда не интересовался, чем жил Риз, чем занимался, с кем общался и почему покончил с собой. Ему было грустно, что Риз никогда не станет отцом и у него никогда не будет любимой девушки. А у Рори никогда больше не будет брата. Он жалел, что злился на него вместо того, чтобы грустить из-за этой утраты. Ему было печально, что он никогда не сможет сказать ему, что сожалеет о том, что был таким никчемным братом.
– Дерьмово, – снова сказал Оуэн. – А почему он это сделал?
Рори пожал плечами.
– Понятия не имею, – ответил он. – Он даже не оставил предсмертной записки. И никогда никому ничего не говорил. – Плечи Рори поникли. – Так-то вот. Чертова Пасха. Черт бы ее побрал.
– Да, – сказал Оуэн, – понимаю. Это жестко, на самом деле жестоко. А как твоя мама перенесла это?
Рори улыбнулся.
– Моя мама… – начал он, толком не зная, что и сказать. – Ох, – сказал он, – моя мама очень необычный человек. Видишь ли, у нее есть собственный способ борьбы с подобными вещами. Она не похожа на других людей. Можно сказать, что она справилась с этим благодаря тому, что променяла моего отца на нашу соседку.
Оуэн приподнял бровь и забил косячок.
– Да ладно!
– Да. «Поздно распустившиеся лесбиянки», так она называет себя и ее. Как будто говорит о деревьях или цветах.
– И что, они живут вместе?
– Да. В нашем доме с детьми этой женщины. И моя сестра тоже там живет. А отец живет в другой половине дома.
– Ого! А где эта соседка жила раньше?
Рори рассмеялся.
– Они продали ее дом. А наш дом представлял собой два отдельных коттеджа, поэтому они просто снова поставили стену и стали ходить через другую дверь, а вещи отца перетащили на другую половину дома. Так что теперь он их сосед.
Оуэн усмехнулся.
– Как же я люблю слушать про семьи других людей, – сказал он. – Это всегда заставляет меня лучше думать о моей собственной. – Он прикурил косяк и затянулся. – А твоя сестра, сколько ей лет?
Рори прищурился.
– Ааа, Бет? Она почти на три года старше меня. И у меня есть еще одна сестра. Мэг. Она почти на пять лет старше. Она живет в Лондоне, и у нее куча детей.
– И раньше у тебя еще был брат.
– Да. – Рори грустно улыбнулся. – Был брат.
– Печально. Да.
Оуэн передал ему косячок.
– Твое здоровье.
Пару мгновений они сидели в полной тишине. Рори в деталях рассмотрел вагончик Оуэна: календарь с голыми девицами, аккуратно висевшие ненадеванные рубашки поло, пузырек лосьона после бритья «Курос», стоявшие в рядок дизайнерские кроссовки, валявшийся на столе золотой браслет.
– А как насчет тебя? Что ты делаешь здесь?
– Просто однажды утром я проснулся и понял, что сыт по горло всей этой сытой жизнью. Разговорился с парнем в пабе, который только что вернулся с какого-то этнического фестиваля, и решил, что мне бы там понравилось, потом поговорил с другим парнем, певцом из группы, тот сказал, что его отец жил в коммуне в Испании. Как-то так.
Рори покачал головой. Все это он уже знал.
– Ну а если серьезно. Почему ты здесь? Чего ты хочешь?
Оуэн рассмеялся.
– Найти путеводную нить, – ответил он.
Рори тоже рассмеялся. А потом вдруг резко остановился, услышав знакомый звук. Это в соседнем дворе кричала Тиа.
– Бедная малышка, – сказал Оуэн.
Рори кивнул. Хотя иногда ему было трудно проявлять симпатию к собственному ребенку.
– А ты? – спросил Оуэн. – Чего хочешь ты?
Рори улыбнулся, а потом опустил голову на грудь. Он посмотрел на Оуэна и вздохнул.
– Думаю, – проговорил он, впервые озвучивая мысль, глубоко похороненную в душе. – Думаю, что хочу вот что. – Он сделал паузу. – Я хочу оставить прошлое позади и двигаться дальше.
Оуэн понимающе кивнул и взял косяк у Рори.
На улице надрывался от плача его ребенок.
7
1-я суббота января 2011 года