Холодный как мрамор

– Если ты права насчет того, что Стефани де Мило умрет сегодня ночью, значит, Вайолет все еще отстает на месяц. Если, конечно, она не убила какого-нибудь незнакомца в другом городе или что-то в этом роде.

Аргументы Трея были весомыми, и я размышляла над его словами, даже когда вошла в дом и расшнуровывала зимнюю обувь. Дженни сказала, что жертв было трое – один в процессе. Когда я подслушала Вайолет, та разговаривала с Трейси Хартфорд и упоминала что-то о том, что желает Трейси скорейшего выздоровления и надеется увидеть ее на новогодней вечеринке. Это означало, что Трейси была больна – это далеко от смерти, но все же… Могла ли Вайолет быть настолько отчаянной, чтобы убить близких подруг?

– Надеюсь, ты повеселилась, – сказала мама, стоя у прохода в кухню и смотря прямо на меня. По телевизору шел рождественский фильм; мамин щенок, Мод, лежала на диване, свернувшись клубочком, гирлянда на елке мягко переливалась огнями.

Я держала пакет из «Хеннесси» за спиной, пока снимала куртку.

– Да, я хорошо провела время, хотя снег и нарушил наши планы. Миша пыталась найти набор помад для сестры, но он был уже везде распродан, и нам пришлось объехать три торговых центра.

Ложь легко слетала с моих губ, и я чувствовала себя ужасно. Я раньше никогда не лгала маме – вплоть до начала этого учебного года.

– Потом было тяжело возвращаться домой по заснеженным дорогам.

Я побежала через коридор в спальню, чтобы закинуть туда подарок, а затем присоединилась к маме на кухне, где обнаружила, что она оставила мне ужин. Мама подготовила небольшой праздничный стол из моих любимых блюд: жареного цыпленка с картофельным пюре и чесноком, разрезанных пополам булочек и запеченной моркови. У нас обычно не было особенных блюд в рождественский сочельник, поэтому я почувствовала вину за все неприятности, через которые мама прошла из-за меня, – хотя вид и запах такого количества еды вызывали тошноту после того, что я увидела двумя часами ранее.

– Спасибо за то, что оставила мне ужин, – я поцеловала маму в щеку, чего не делала уж не помню насколько давно.

Желание рассказать ей о том, что я видела Дженни на шоссе 32 походило на воздушный шар, который вот-вот лопнет. Я не могла сбросить на маму такую бомбу: это расстроило бы ее и к тому же дало бы вескую причину отправить меня в психушку.

– Я ужасно хочу есть.

– Машина, подъехавшая к дому, была похожа на «Мерседес» Рэнди Ричмонда, – сказала мама, присаживаясь напротив меня.

Не было смысла лгать о Генри: она видела машину собственными глазами.

– Да, Генри нас подвез. Миша не сказала мне, что пригласила его.

Мама слегка приподняла бровь, но ни слова не произнесла, намекая на то, что Генри сопровождал нас не только ради праздничных покупок.

– Это не то, о чем ты подумала, – заверила я ее. – Он просто скучает по своей сестре и хотел пообщаться. Вот и все.

– Как скажешь, – сказала мама, но я заметила, что кончики ее губ поднялись в улыбке.

– Это не было бы самой большой проблемой, если бы он оказался в тебя влюблен, не так ли? Ведь он правда сексуальный.

– Мама, – простонала я.

После того, как я пережила на шоссе жуткое видение истекающей кровью Дженни, у меня пропал аппетит. Но я изо всех сил пыталась не думать обо всем, что рассказывала мне Кирстен, отогнать всплывающий в голове образ харкающей кровью на снег Дженни и сосредоточиться на нашем с мамой разговоре. Раньше мы с мамой были очень близки; увидев той ночью призрак Дженни, я поставила себе цель восстановить связь с мамой. Она рассказала мне чуть больше об отношениях с Гленном, чем в прошлый раз, и как они познакомились пару лет назад, когда он был приглашенным профессором в Университете Висконсин-Шейбоган (еще до его развода). У меня разбивалось сердце от того, что я не могла рассказать маме о воссоединении с Дженни – для нее бы много значило то, что Дженни охраняет нас в загробном мире. Я не могла поделиться этим с ней, но держала в уме мысли о Дженни, надеясь, что ее дух сможет направить в наш дом редкие счастливые воспоминания.

Сочельник оказался на удивление чудесным, но после того, как мама протянула мне тарелку с мороженым, чтобы я отнесла ее в гостиную и мы вместе посмотрели рождественский фильм перед сном, откуда-то издалека возник шепот голосов.

Сначала я подумала, что они снова принялись бормотать: глаза, глаза. Но по мере того, как они становились громче, слова больше походили на: вода, вода. Хотя в гостиной было жарко, я начала дрожать и после тридцати минут душевных терзаний сказала маме, что собираюсь идти спать. Мама пошутила: мол, Санта уже знает, что я была непослушной девочкой в прошедшем году, – но мысленно я была слишком далеко, чтобы как-то отреагировать.