Холодный огонь

– Ты все время читал, перетаскал из библиотеки все книжки, полку за полкой. Из-за съемок ты прочитал ту книжку Уиллота. И постепенно… Черт, не знаю, как сказать, Джим… Ты как будто на ней свихнулся, она стала твоим наваждением. Только она могла вытащить тебя из раковины, в которую ты спрятался. Ты говорил с нами про эту книжку, ну мы и предложили пойти посмотреть, как снимают кино. Помнишь? А через некоторое время ты стал уверять, что на дне пруда живет инопланетянин, как в книжке и в кино. Мы сначала думали, что это у тебя игра такая.

Генри затих. Воцарилось молчание.

В небе уже парило около двух десятков птиц.

Стая описывала круги, а молчание все длилось.

– А потом вы забеспокоились, – предположила Холли.

Старик провел дрожащей рукой по лицу, словно хотел отвести пелену прошедших лет и яснее увидеть время, о котором рассказывал.

– Ты все дольше сидел на мельнице. Порой ты не выходил оттуда целыми днями, Джим. И даже ночами. Бывало, кто-нибудь из нас просыпался в два-три часа ночи по нужде и видел в окне мельницы свет. И тебя не было в твоей комнате.

Генри все чаще прерывал рассказ. Он не устал, просто не хотел погружаться в давно похороненное в памяти прошлое.

– Если такое случалось среди ночи, я или Лена шли на мельницу и приводили тебя в дом. А ты говорил, что у тебя на мельнице Друг. Мы боялись за тебя и не знали, что делать… И как я теперь понимаю, мы ничего не делали. А потом наступила та ночь… Ночь, когда она умерла… Собиралась гроза…

Холли вспомнила свой сон.

… дует свежий ветер, она идет по гравиевой дорожке…

– И Лена не стала меня будить. Она пошла на мельницу сама и поднялась в верхнюю комнату…

…она поднимается по каменной лестнице…

– Гроза была сильная, но я сплю крепко, пушкой не разбудишь…

…она проходит мимо окна и видит, как в небе сверкают молнии, а потом – что-то на дне пруда…

– Когда мы за тобой приходили, ты всегда читал ту книжку при свече. Думаю, в ту ночь было так же…

…из верхней комнаты доносятся жуткие звуки, сердце бьется чаще, она поднимается выше, ей страшно и в то же время любопытно, она волнуется за Джима…

– Но гром меня таки разбудил…

…она поднимается на верхнюю ступеньку и видит Джима: он стоит, прижав руки к бокам и крепко сжав кулаки, на полу возле его ног – желтая свеча на синем блюдце, а рядом книга…

– Я понял, что Лена ушла, посмотрел в окно и увидел слабый свет на мельнице.

…мальчик поворачивается к ней и кричит: «мне страшно! Помоги! Стены, стены!»

– Я не верил своим глазам: паруса мельницы вращались, а ведь тогда их уже лет десять-пятнадцать как заклинили…

…она видит янтарный свет в стенах, отвратительные тени цвета мочи и желчи, и понимает, что в стене живет что-то сверхъестественное…

– Но они вертелись, как пропеллер у самолета, поэтому я натянул штаны и побежал вниз…

…мальчик испуган, но в то же время словно взволнован предвкушением, он говорит ей: «Оно идет, и никто его не остановит!»…

– Я схватил фонарь и ринулся к мельнице…

…и стену разрывает, как мембрану яйца насекомого, известняк превращается в зловонную жижу, словно в ней сосредоточилась вся злость мальчика, возненавидевшего мир за его несправедливость, словно его ненависть к себе обрела плоть, а желание умереть стало таким сильным, что обрело собственные формы и выродилось в отдельную сущность…

– Я подошел к мельнице, все еще не веря, что старые паруса вращаются…

Здесь сон Холли обрывался, но она легко представила один из вариантов развития событий. Лена увидела, как материализовался Враг, и пришла в ужас оттого, что рассказы внука об инопланетянах оказались правдой. Она попятилась, оступилась и упала с лестницы, потому что в отсутствие перил ей не за что было ухватиться.

– Я зашел на мельницу… Нашел ее возле лестницы… Со сломанной шеей… Мертвую…

Генри замолчал и тяжело сглотнул. Рассказывая о той ночи, он ни разу не взглянул на Холли, смотрел только на склоненную голову Джима. Когда он снова заговорил, речь его звучала четче, как будто ему было жизненно важно рассказать концовку истории так, чтобы было понятно каждое слово.

– В верхней комнате я нашел тебя, Джим. Ты помнишь? Ты сидел на полу при свече и сжимал в руках свою книжку – так крепко, что я смог отнять ее у тебя только через несколько часов. Ты не сказал ни слова. Я думаю… Думаю, я тогда немного спятил. Я решил, что ты мог столкнуть ее с лестницы, Джимми. Я думал, у тебя случился один из твоих припадков… И возможно, ты ее толкнул.

Похоже, у старика не осталось сил обращаться к внуку, и он перевел взгляд на Холли:

– В тот год, после Атланты, он очень странно себя вел. Он так изменился. Мы его не узнавали. Как я уже говорил, он замкнулся, но, кроме того, в нем поселилась ненависть. Столько, сколько не может быть ни в одном ребенке. Это порой нас пугало. Но свою ярость он выплескивал лишь во сне… Однажды мы услышали, как он кричит и визжит, и зашли в его комнату… А он бил кулаками, пинал ногами матрас и подушки, царапал простыни, он был в ярости, и она лилась из его сна. Мы его, конечно, разбудили.

Генри замолчал и посмотрел на свои беспомощные руки.