Холодный

— Не нужна мне твоя изба, — Осекся Михалыч на последнем слове, испуганно и с надеждой на меня глянув. Даже остановился и развернулся ко мне лицом.

— Ну не нужна, так не нужна, — поторопился согласиться с его словами я, но сочетание безмолвной мольбы в глазах Михалыча, при этом, всем видом показывающего гордость и неподкупную независимость, сделали свое дело, и я не удержался. — Ну, тогда на домишко в два этажа вам с Маней добавлю, и совет вам да любовь. А на маленький, так и быть, больше не предлагаю…

— Да я, да ты, да она…! — Да что ж у меня язык так развязался? Опять Маню приплел. Все что мог выдавить Михалыч в этот момент, он выдавил, но его сменяющиеся эмоции на лице и жесты говорили гораздо больше. Причем последней эмоцией после промелькнувшего негодования, оказалась мечтательность. Он еле сдержал при этом улыбку, потом сразу стал собранным и дельно надутым.

— Ладно, — сжалился я над первым за мои последние полвека собеседником, — Михалыч, человек ты добрый. Мне помог, а я тебе помогу. Тем более деньги мне ни к чему. Трать и поступай как хочешь, а обо мне забудь.

— Забудешь тебя. — Заворчал Михалыч. — Мне еще пятидесяти нет, а ты меня дедушкой обозвал. В краску как красную девицу ввел, а потом еще и сосватал, а теперь уже и так, без женитьбы, дом даришь. Да на што он мне, без семьи-то? — Уже в сердцах и с сожалением воскликнул Михалыч. Наверно, я опять что-то не то ляпнул, понять бы что?

Сейчас я внимательнее к нему присмотрелся. Голова-то чуть седая и еще по природе: белобрысый он. Глубокие морщины от прищура на солнце, и в общем, ну, наверное, погорячился я с дедушкой… Притом, ведь даже не заметил, как его это задело. Сам-то я похлеще выглядел. Несмотря на подтянутое тело, лицо молодым не назовешь. Вот руки теперь молодые, хоть в карманы прячь!

— Михалыч…

— Что Михалыч? Я, жом, за Маней с молодости наблюдаю. А она все прынца ждала. Все ей не глянулись, нос воротила. Так в старых девах и засиделась. У меня уж надежда зрела. А ты явился и по больному! Но сердиться почему-то не могу на тебя. Давай деньги, коли так настаиваешь. Мож, тогда Маня и глянет в мою сторону. Мы вошли в избу Михалыча.

— Вот. Высыпал я две здоровенные пригоршни золота на стол под ошарашенный взгляд хозяина. Прийди и закажи у нее на приличную сумму, а там свидитесь почаще. Может и сложится у вас.

Михалыч молчал, явно обдумывая мои слова. Это как я попал-то! Даже не думал, что такая как Маня приглянется кому, а уж Михалыч мужик крепкий, видный да умный. Вот и поддел ради смеха мужика. Только и остается руками развести, что он в ней нашел? Так ведь не первый год как — с молодости! Другое дело моя внуча. Наверно, первой красавицей была такая хрупкая и черты явно точеные, правильные были… И что за комок какой-то внутри меня бесится, просит быстрее к ней рваться? А мне еще двадцать минут как-то выждать осталось. Я ж по сути не знаю ее, с чего беспокойство такое? Одно могу сказать, что если бы не она, к людям я бы ни за что не решился выйти. А теперь уж с двоими пообщался, и ничего не произошло. Похоже и друга себе завел. Уж не припомню, когда я улыбался, да столько раз на дню, как с Михалычем! Хороший он мужик.

Хотя понимаю, что выходить снова без надобности не решусь, но так от того что поговорил с человеком, на душе тепло стало, будто у костра согрелся.

— Леша? О чем задумался? О внучке?

— И о ней, и о тебе думал.

— А обо мне-то чего?

— Только хорошее. — Улыбаюсь, получив ответную искреннюю улыбку — Травы все собрал?

— На, держи. — Михалыч всучил мне в ладонь стопку синих купюр и поджал пальцами. Я удивленно уставился на деньги.

— На што ты мне их суешь?

— В город тебе ехать понадобится. Там золотом не расплатишься, а то и вовсе за вора примут. Бери-бери. Сейчас такие в ходу.

— Да есть у меня и такие, немного правда. — Я высыпал из карманов штанов ворох разноцветных бумажек номиналом от рубля до ста тысяч рублей. Видишь!

— Цыц! Слушай знающего человека. — Отрезал Михалыч. — Лекарства они дорогие, не укупишь. Купюр не хватит, что делать будешь? Есть у него… — Ворчаливо хмыкнул Михалыч, с деловым видом знающего человека. Раскусил что ль меня?

— Все. Прячь. Я вон, аж два листа тебе расписал что как принимать. Основное еще на словах скажу, по дороге к Мане.

— Идем? — С плохо скрытым нетерпением спрашиваю я.

— Есть еще время. Садись давай. — Михалыч кинул беглый взгляд на табурет у окна. Я не цирюльник, но ровно сделаю.

— Ровно? Ты о чем?

— Не с такой же бородой тебе в город соваться. Или тебе вера какая не позволяет ее стричь?

— Да крещеный я, как все. — Рассеянно соображая к чему он, отвечаю Михалычу.

— Садись. — Уже с нажимом говорит тот. — За бомжа примут. Сейчас подравняю аккуратней. Ты чего сам не стрижешься? Борода до пупа как у попа, а коса как у девицы. Ножниц что ли нет?

 — Не сподручно мне. — Промямлил я уже сев. Ну а что? Михалыч дело говорит, да еще и помогает. Сам-то я, и не пробовал стричь никогда.