Холст

Они лежали поверх одеял, истекая потом, глотая теплый воздух, иногда засыпали и снова пробуждались, он порывался пойти к дежурному, но она его удерживала, это бесполезно, ладно, ничего, сейчас они утихомирятся.

Утром они очнулись разбитые, помятые, словно сами участвовали в кутеже.

Окончательно их разбудил стук в дверь.

Думая, что это кто-нибудь из соседнего номера, он резко встал и не одеваясь направился к двери, распахнул ее.

На пороге стоял парень в темных брючках, белой рубашке с закатанными рукавами, с вместительной синей сумкой на длинном ремне.

– Здравствуйте, – сказал он. – Я ваш сосед. – Он переступил порог, но, увидев девушку, остановился. В недоумении поправил очки, оглянулся на него, спросил, какой это номер? шестнадцатый? Тогда правильно… Юноша снова посмотрел на девушку под простыней.

– Кто тебя сюда направил?

– Дежурная.

– Здесь мы. Это номер на двоих, – сказал он, подтягивая трусы.

Юноша окинул взглядом номер и начал краснеть. Как у всех рыжих, у него была тонкая кожа. Хотя, возможно, он и не рыжий был, в утреннем свете не разберешь.

– Мм, пойду уточню.

– Не забудь сумку.

– Да, конечно.

Он вышел.

– Явление… сына народу!

– Какое-то недоразумение, – отозвалась девушка.

Он шагнул к раковине в ржавых разводах, отвернул вентиль, кран засипел, обдал растрескавшуюся раковину брызгами и умолк.

– Вот черт!..

Он ударил кулаком по трубе.

– Этого не хватало.

– …Здесь заканчиваются не только железные дороги, – сказала она.

– Пойдем на реку? – предложил он. – Как обычно.

– Подождем.

– Но пора искать какую-нибудь харчевню, я проголодался. Ну давай, что ли, минералкой умоемся.

– Ты что?

– А что, полезно. Чем только люди не умываются. Бедуины – песком. Зороастрийцы – коровьей мочой. Цари принимают молочные ванны.

– Какие еще цари?

В это время дверь без стука открылась и в номер вошла приземистая женщина в светлой блузе, серой юбке, черных туфлях. Ее накрашенные брови резко выделялись на бледном напудренном лице, красная полоска узких губ не сулила ничего приятного. И точно, она начала с претензий. На каком основании вы выставляете за порог наших клиентов?

– Молодой человек! – позвала она.

И из коридора вошел давешний юноша, смотрел в сторону.

– Это ваш клиент, а не наш, – парировал он, стягивая с кровати простыню и закутываясь в нее, как в тогу. – Вот и разбирайтесь. А мы-то при чем?

Женщина внимательно-тяжко посмотрела на него.

– Не разыгрывайте тут, – сказала она спокойно. – Молодой человек, занимайте любое свободное место, чувствуйте себя как дома. Здесь еще три свободных места.

– Как это – свободных? Этот номер заняли мы.

– Как это – заняли?

– Ну вот так, договорились. Заплатили.

– Платить вы будете потом, не надо лукавить.

– Стоп. Перед вами дежурил… такой коротышка, с усиками, чернявый?

– Что вы хотите этим сказать?

– Ничего. Вот с ним мы и условились.

Женщина усмехнулась:

– Вот с ним и разбирайтесь. А вы, молодой человек, располагайтесь, нечего стесняться!

Он чертыхнулся.

Она кивнула:

– Со мной этот номер не пройдет.

Повернулась и вышла, твердо стуча каблуками черных туфель.

Юноша топтался у двери, не знал, что делать.

– Неужели… да! похоже, нас надули. Пойти узнать его телефон? адрес?

– Это бесполезно, перестань.

– Но он обвел меня вокруг пальца как мальчишку. Что за свинство! Мы же договорились?! Номер наш. И вдруг приводят…

– Я этого не знал, – сказал юноша.

– Теперь-то знаешь.

– Вообще-то она утверждает, что больше свободных мест нет, – сказал юноша.

– Конечно нет. Пока не пошуршишь бумажками! – Он прищелкнул пальцами.

Юноша серьезно посмотрел на него. Его увеличенные стеклами очков зеленоватые глаза выражали недоумение.

– Бумажками, бумажками с дензнаками, водяными!

– В смысле… взятку?

– Приятно иметь дело со смышленым человеком.

– У меня нет лишних денег.

– А у кого они есть?

– Ты… студент? – спросила девушка.

– Нет, – ответил он. – Еду поступать.

– Куда, если не секрет?

– В смысле?

– В какой вуз?

– В консерваторию, – сказал он и начал краснеть.

– Пра-а-вда? На чем же играешь?

– На душевных струнах дежурных гостиниц, – сказал завернутый в простыню.

Юноша покосился на него, снова повесил сумку на плечо и повернул к двери.

– Куда же ты пойдешь? – спросила она.

– Попробую… договориться, – ответил юноша не оборачиваясь.

– Верное решение! Надо дерзать, а то так ничего и не добьешься в этой жизни, – с отеческой бодростью напутствовал его он.

Они остались одни. Он повернул в скважине ключ.

– Пусть ломают.

Она молчала. Он взглянул на нее, разгуливая по номеру в простыне.

– Ему проще. Один. Никаких проблем. Ночлег под любым кустом. Поел хлеба с сыром, запил, сумку под голову.

Он снова покосился на нее.

– И неизвестно, что у него там в сумке. Достал бы… литавры, может, у него специальность такая. Или скрипку. Начал бы музицировать. Мало нам шума. Под боком тихоокеанское лежбище сивучей, из коридора прет сивухой, ты не почувствовала?

– Нет.

– Тебе нездоровится?

– Все в порядке. Просто… ты же сам говорил.

– Что я говорил?

– Ну, что дорожное братство бессребреников, орден Иерихонской розы…

– Я это говорил? – спросил он, останавливаясь.