Потом успокоился. За последние годы он так сжился, сросся с числом Пи, словно он сам его придумал. Или даже родил. И теперь мог великодушно позволять пользоваться им всем, кому не лень.

Карандашные расчёты всё равно будут принадлежать только ему. Заветные десять тысяч аккуратных цифр.

– Осторожно, двери закрываются, - сообщил динамик. - Следующая остановка - "Детский мир".

Чечевицын с сожалением закрыл тетрадь и, держа её в руке, принялся деликатно проталкиваться к выходу. Что произошло дальше, он не понял. Почему-то пол троллейбуса с визгом и скрежетом встал на дыбы, и совсем рядом с чечевицынским лицом оказались чужие коричневые ботинки. И было очень легко и спокойно, только пелена наползала на глаза, заслоняя окружающее, и неслышно ползли в этой пелене яркие чёрные цифры.

Чечевицын с радостным изумлением понял, что это оставшиеся до десяти тысяч цифры числа Пи, и улыбнулся им, как старым знакомым. Каждая из них, проплывая мимо, отпечатывалась в памяти, и он знал, что сможет просто записать их в крапчатую тетрадь, как только доберётся до карандаша.

А потом в одно мгновение его охватила паника. Коварное число Пи подсчитано, зафиксировано - цель достигнута. И что же теперь остаётся ему - Чечевицыну? Он осознал, что эти мгновения, заполненные цифрами - в переполненном троллейбусе, с карандашом в руке, за покоробившимися от ластика страницами - были самыми яркими, самыми счастливыми в его жизни. Но число Пи нельзя вычислить дважды...

Чечевицын заплакал от огромности потери.

Вереница цифр уплывала в бесконечность, следом затягивало в темноту и самого Чечевицына, вцепившегося в обложку крапчатой тетради. И кто-то страшно и безнадёжно кричал ему в самое ухо:

– Держись, мужик! Слышишь? Ты только держись!

Молоденький сержант в вымокшей форме заглянул в нутро скорой помощи.

– Что с ним?

Санитар пожал плечами:

– Черепно-мозговая. Неудачно грохнулся мужик.

Тело на носилках слабо заворочалось и забормотало.

– Всё про какие-то десять тысяч вспоминает.

– Деньги, что ли, потерять боится?

– Леший его знает, - устало бросил санитар.

Скорая, разбрызгивая лужи, рванула к расходящимся на горизонте тучам, оставляя позади нелепую аварию, троллейбус с разбитой фарой и клочья рассасывающейся пробки.

Хомо пробкиенс

Человек вваливается в троллейбус в последнюю секунду, продираясь в закрывающиеся двери. В человеке всего много: роста, разворота плеч, надутости мокрой куртки, голоса - он непрерывно кричит в телефон. Жестикулирует он так энергично, что две старухи вспугнутыми курицами упархивают на заднюю площадку.

– Андрей? Это Вараев. Нет, я на троллейбусе - сломался. Коробка передач, я ж два дня назад уже собирался... Извини, мамаша, - это женщине с немеряной сумкой. - Нет, я к обочине оттолкался и Лексеичу позвонил, они с эвакуатором заберут. Ну, не знаю, может, через полчаса. Ты Денисова видел? Он уехал? А Штырь? Ладно, я проверю.

Пальцы у человека тоже большие, так что удивительно, как ему удаётся нажимать на клавиши.

– Денисов? Это Вараев. Вы в Орехово? А почему в Черемушки, вы должны в Орехово сегодня, где арочный проём делать. А в Черемушки Штырёвская группа... Нет. Нет... Иди лесом, удобно ему! Чтоб через сорок минут всё уже кипело!

Кондукторша с непреклонным лицом бронзовой статуи уже минуту стоит над ним.

– Мужчина, у вас за проезд что? Мужчина же!

– А?

– За проезд! У вас!

Вараев недоумённо оглядывается, словно только сейчас замечает, что он в троллейбусе.

– А сколько надо?

– Пятнадцать!

– Да, сейчас, - он начинает копаться в карманах, зажимая телефон между ухом и плечом. - Реечный у них потолок, реечный, а не подвесной. Полосатая такая рейка, жёлто-белая. Посмотри в договоре.

– Мужчина, ну долго мне вас ждать! - взвивается кондукторша.

Вараев, наконец, выдёргивает из глубины кармана мятую сотню и тут же забывает о кондукторше. Та с ворчанием копается в кошёлке в поисках сдачи, и в этот момент троллейбус резко тормозит. Кондукторша повисает на Вараеве, как лайка, вцепившаяся в медведя.

– Уй, блин. Я не тебе, тут это... - Вараев вглядывается в залитое дождевой водой стекло, - пробка.

– Мужчина, сдачу возьмите.

– Чёрт, похоже, застряли. Позвони сам Штырю, пусть они начинают с прихожей, пока плитку не привезли. Нет, я договорился, завтра будет.

– Мужчина!

– Ну что опять?

– Сдача!

– А...

"Брям-брям-хррр", - говорит вараевский телефон.

– Вараев слушает!

Голос его моментально делается чуть менее агрессивным, в обычной напористости проскальзывают даже лебезящие нотки:

– Да что вы говорите? Телепаются, да? Рабочие? Вот прямо так и телепаются? Нет, ну вы же понимаете, у нас во главу угла поставлено качество... тщательность исполнения... В сроки, указанные в договоре, мы уложимся обязательно, да, непременно. Да. Конечно, звоните.

"Брям-брям-хррр"!