Хор

О боже (Боже), – как писать тебя (Тебя) – с маленькой или с большой? – помоги, помоги, помоги".

6.

Шла рождественская, тысяча девятьсот тридцатого года, служба вo влаардингенской GroteKerk.На груди Андерса тогда висел новый шотландский шарф в красно-серо-черную клетку, подарок отца, - пушистый шарф, который Андерс потихоньку гладил, когда разрешалось отложить молитвенник. В кирхе была устрашающая акустика, так что, когда во время паузы кто-либо из прихожан вздыхал, но не умиленно и просветленно, а устало и, может быть, даже безнадежно, этот неподобающий звук немедленно, и, как казалось, в многократно усиленном виде, достигал ушей пастора, а возможно, самого Всевышнего.

Поэтому можно без труда представить всю мощь громовых раскатов, когда во время одной из маленьких пауз, предполагавших самоуглубленное единение с новорожденным Господом, кто-то невероятно громко, с полувопросительным звуком, испустил кишечные газы. К счастью, в тот же миг, яростно сострадая, грянул многоструйный орган. Представители паствы, все как один, немедленно зафиксировали свои глазные яблоки в долженствующих положениях: кто подъял к люстре, кто потупил долу. Однако во время последующей паузы Андерс заметил все же некоторое напряжение в их спинах. И оно не замедлило оправдаться: ужасное звукоиспускание повторилось.

Теперь каждый спасался, как мог. Некоторые прихожане насильственно придали себе такое задумчивое выражение, словно их избранные души наконец попали туда, где уже не могут быть встревожены никаким, ровным счетом никаким земным звуком. Некоторые, в том числе родители Андерса, а также Пим – вдруг, что есть мочи, впились в молитвенники, причем с таким судорожным остервенением, словно именно сейчас, в данный конкретный миг, они отыскали там стопроцентно гарантированный ключ к вечному своему блаженству. Некоторые, втянув головы в плечи, изо всей силы деловито кусали губы.

Человечьи кишки бабахнули снова. Андерс, словно ему вдруг стало очень холодно, взялся туго-натуго заматывать шарф и почти уже задушил себя, когда краем глаза заметил, что ситуация, к счастью, уже разрешается, причем буднично: двое прихожанок, сделав постные лазаретные лица, уже выводили под руки худенького старичка, еле живого, который, кстати сказать, через неделю после того отправился к праотцам – вследствие своей изношенности, но, как запомнил для себя маленький Андерс, конечно, со срама.

7.

Именно это воспоминание, как назло, посетило Андерса сегодня – во время его встречи с отцом Лоренсом.

Пастору было уже за семьдесят. Андерс знал его с самого детства, но именно сегодня, впервые, его внимание привлекли пасторские руки. Средние суставы его пальцев напоминали многоскладчатые веки. Получалось так, будто пасторские руки имели глаза. Ну да: у пастора Лоренса ван Бретта были глазастые руки! Мощные, многоочитые. Это внушило Андерсу какую-то детскую надежду…

"…Я хорошо знал твоего отца, Андерс, – продолжил пастор, явно давая понять, что подытоживает разговор. – Ничего подобного с ним произойти не могло. Кроме того: ты совершенно безосновательно соотносишь себя с отцом. Мне кажется, сын мой, твои мысли об этой стене между женой и тобой – искушение для ослабевшего духа. Надо работать так, чтобы мыслям не оставалось ни малейшего места".

"Это не мысли, а чувства", – осмелился уточнить Андерс.

"Значит, я немного изменю формулировку: надо работать так, чтобы чувствам не оставалось ни малейшего места. Кроме чувства всепоглощающей благодарности и любви к Господу".

"Да, но мой отец покончил с собой. Он был прекрасным работником, но покончил с собой!"

"Андерс! Уясни для себя раз и навсегда: то был несчастный случай. Он выпил немного больше обычного от радости…"

"Он напился от горя, отец Лоренс".

"От чего бы он ни напился, топиться он не планировал. Я отлично знал Яна ван Риддердейка… О, я отлично знал Яна! Он был моим добрым другом!"

"А если все же допустить, что он утонул… как бы это сказать… ну, целенаправленно?"

"Значит, и он недостаточно много работал, Анди. Точнее сказать – недостаточно хорошо. Ты понимаешь, что я хочу сказать?"

"Думаю, да".

"Я уточню: он работал недостаточно хорошо для того, чтобы уничтожить в себе вредные мысли. Ответы на существенные для Господа нашего вопросы есть в Библии. Ты понимаешь? На вопросы, существенные для Господа нашего.

Если тебе непонятно токование каких-либо мест, приезжай, я попробую их тебе объяснить. Вопросы, не имеющие значения для Господа нашего, имеют значение для… ты понимаешь, Андерс, кого я имею в виду?"

"Да, отец Лоренс, но…"

"Что – но?"

"Мой отец как-то сказал мне… точнее, проговорился… Отец сказал, что, семилетним, он перестал верить в Санта-Клауса, семнадцатилетним – в Господа Бога…"

"А вот в это циничное признание уже не верю я сам! Сказать-то он мог, но был явно не в здравом рассудке. Скорее всего, пьян. С горя ли, с радости, или просто так. Ведь мог же он напиться просто так?"

"Конечно, мог".