Хорош в постели

Мы – я, Нифкин и мой живот, который я уже воспринимала как нечто отдельное от меня, – летели в первом классе. Собственно, мы и были первым классом. Макси прислала лимузин к моему дому, который и доставил нас к отстоящему на девять миль аэропорту. На мое имя зарезервировали четыре кресла, и никто и бровью не повел при виде маленького перепуганного рэт-терьера в зеленой пластиковой клетке. В настоящий момент от земли нас отделяли тридцать тысяч футов, мои ступни покоились на подушке, ноги укутывало одеяло, в руке я держала стакан ледяной воды «Эвиан» со вкусом лайма, на соседнем сиденье, под которым устроился Нифкин, лежали свежие номера глянцевых журналов. «Космо», «Гламур», «Мадемуазель», «Мирабелла», «Мокси». Свеженький апрельский номер «Мокси».

Я взяла журнал, почувствовав, как учащенно забилось сердце, как засосало под ложечкой, как холодный пот выступил на шее.

Положила его. Зачем расстраиваться? Я счастлива, добилась успеха, лечу в Голливуд первым классом, чтобы получить огромную сумму, не говоря уже о тесном общении с суперзвездами.

Взяла журнал. Положила. Опять взяла.

– Дерьмо, – пробормотала, не обращаясь к кому-то конкретному, пролистала, пока не добралась до рубрики «Хорош в постели».

«Вещи, которые она оставила после себя», – прочитала я.

«Я ее больше не люблю» – так начиналась статья.

Когда я просыпаюсь утром, мысль о ней – не первое, что приходит в голову: здесь ли она, когда я увижу ее, когда обниму? Я просыпаюсь и думаю о работе, о моей новой подружке или, что чаще, о моей семье, моей матери, о том, как она справляется после недавней смерти отца.

Я слышу нашу песню по радио и не сразу переключаюсь на другую станцию. Я вижу ее фамилию в газете и не чувствую, как кто то большой и сердитый топчется на моем сердце. Я могу зайти в ресторан «Тик-Так», где мы ели омлеты и картофель фри, сидели бок о бок в кабинке и лыбились, глядя друг на друга. Я могу сидеть в той же самой кабинке, не вспоминая, как она сначала садилась напротив, а потом перебиралась ближе ко мне. «Хочу пообщаться, – всякий раз говорила она. – Наношу тебе визит. Привет, сосед!» – восклицала она и целовала, целовала меня, пока официантка с копной светлых волос и кофейником в руке не останавливалась, чтобы покачать головой.

Я вернул себе «Тик-Так». Когда-то это был наш ресторан, теперь он снова мой. По пути домой с работы я проезжаю мимо, мне нравится омлет со шпинатом, и иногда я даже могу заказать его, не вспоминая, как она на автостоянке оскаливала передо мной зубы, чтобы я сказал ей, не застрял ли между ними шпинат.

Вот эти мелочи и цепляют меня раз за разом.

Прошлым вечером я подметал пол. Моя новая подружка обещала заглянуть ко мне, и я наводил порядок. На полу нашел гранулу собачьего корма, попавшую в щель между плитками.

Я, разумеется, вернул все более или менее ценное, одежду и бижутерию, и убрал остальное. Ее письма перекочевали в мой стенной шкаф, фотография исчезла в подвале. Но как можно гарантировать, что гранула собачьего корма для ее песика, каким-то образом долгие месяцы пролежавшая незамеченной в моей квартире, вдруг не окажется в совке для мусора. Это едва не сбило меня с ног. Как можно такое пережить?

«У всех есть история, – говорит моя новая подруга, пытаясь успокоить. – У всех есть жизненный багаж, все несут с собой частицы своего прошлого». Она воспитательница детского сада, она изучала социологию. Утешать и сочувствовать – ее профессия. Но я прихожу в ярость, находя вишневую помаду К. в бардачке моего автомобиля, синюю варежку – в кармане зимнего пальто. Злюсь я и из-за вещей, которых не могу найти, – галстука в горошек, футболки с надписью «Приятного аппетита», которую получил, отослав три этикетки в компанию «Крафт макарони и чиз», – потому что знаю: они у нее и я их никогда не увижу.

Я думаю, когда отношения заканчиваются, следует объявлять День вещевого перемирия. Не сразу, когда вы оба еще злитесь, оба не в себе и, возможно, еще склонны к спонтанному сексу, а попозже, когда вы уже можете общаться как цивилизованные люди, но до того, как завершится процесс превращения бывшей возлюбленной в воспоминание.

«Процесс превращения бывшей возлюбленной в воспоминание», – с грустью подумала я. Вот, значит, что с ним происходило. Да только превращение бывшей возлюбленной в воспоминание – это одно, а вот превращение ребенка в пустяк, на который не стоит и отвлекаться, совсем другое, вызывающее законную ярость. Спонтанный секс, значит! А как насчет его последствий?

Но теперь я нанял уборщиков. Попросил уделить особое внимание полу, показал гранулу собачьего корма и что-то пробормотал насчет жучков, мышей и прочих грызунов. Но в действительности меня преследуют не они, а воспоминания.

Я больше ее не люблю. Но это не значит, что у меня не болит сердце.