Хороша и дурна, и глупа и умна

    Константин Прохорович (холодно). Жена моя глупо делает, я вам говорю; она должна знать, что уж теперь этому быть нельзя.

    Наденька. Неужели?

    Алинской. Ну, полноте, Константин Прохорович! Я предвидел это препятствие, о котором вы мне говорить хотите. Вы другому дали слово и, если его не сдержите, можете навлечь себе ту неприятность, от которого зависит все ваше имение, не так ли? Но я богат и когда женюсь на вашей дочери, то уж, без сомнения, как сын ваш, буду иметь право предложить вам половину своего состояния -- разделить его с вами!

    Наденька (Падчерицыну). Ах! Теперь-то уж я не стыжусь признаться, что люблю его всей душой! (Отцу с радостью.) Ну! Что же, папенька?

    Константин Прохорович. Мне очень жаль, моя милая, но я тебе говорю, я не могу согласиться... не могу быть обманщиком.

                       В кругу людей, я льститься смею,

                       Я уваженье заслужил,

                       Затем, что честию моею

                       Я целый век свой дорожил.

                       Пусть я имения лишуся,

                       Оно поправная беда;

                       Я без имения обойдуся,

                       Но уж без чести -- никогда!

    Алинской. Итак, обещание ваше Гремиславову...

    Константин Прохорович. Для меня священно, и я ни за что не изменю ему. Что делать, я вам говорю? У меня уж привычка такая: не давши слова крепись, а давши слово -- держись. Вот давеча, например, приди какой хочешь жених, а уж вам бы я не отказал.

    Наденька (плача). Ах, боже мой! Ах, как я несчастна!

    Алинской. Она плачет! Посмотрите: она плачет -- и вы можете еще противиться! (Падчерицыну.) Иван Григорьич! Друг мой, попросите хоть вы за меня!

    Наденька. В самом деле, папенька крестный, что вы там стоите сложа руки? Вам и горя мало, а ведь я, кажется, вам не чужая!

    Падчерицын. Точно, точно... Да что ж ты, кум, и в самом деле? Ведь эдак и я, братец, пыль подниму!

    Константин Прохорович

. Это ни к чему не послужит: я знаю, что делаю. Мне уже пятый десяток наступил, так уже поздно мне перемениться, я вам говорю. Наденька, поди отсюда.

Наденька и Падчерицын уходят в глубину театра.

   (Подходит к Алинскому.) Что ж касается до вас, сударь, я пригласил вас провести нынешний день с нами вместе, но уж после всего, что случилось, вы сами можете судить, что это неприлично... И я покорнейше вас прошу до свадьбы моей дочери уволить нас от своих посещений.

    Алинской. Как! Нам должно расстаться?

    Наденька. Я умру с тоски!

    Алинской. Вы доводите меня до отчаяния!

    Константин Прохорович (взяв его за руку). Мне и самому это очень, очень больно, я вам говорю!.. к Да делать-то нечего! Я уж письмо послал. (Тихо.) Перестаньте, Александр Иванович! Вы мужчина, пощадите ее, видите, она как река льется, я вам говорю!

    Падчерицын (с гневом). А кто виноват, братец? Ты!

    Константин Прохорович. Э! Полно, кум, не задирай меня! А лучше останься-ка с ним да постарайся его разговорить да успокоить... а не то, ей-богу, они меня с ума сведут!

    Алинской. Можно ли быть меня несчастнее!

    Константин Прохорович (подходя к дочери и стараясь увести ее с собой). Пойдем, пойдем, Наденька.

    Алинской (которого Падчерицын удерживает). Прощайте!

    Наденька. Прощайте!

    Алинской. Я вас никогда не забуду!

    Наденька (в слезах). И я вас также! (Уходит с отцом.)

Явление XXI

Алинской и Падчерицын.

    Алинской (в сильном волнении расхаживая по комнате). Не могу прийти в себя! Где видано такое тиранство? Да это самое каменное сердце! Это не отец, а просто варвар! Это... это... (Опомнясь.) Нет! Он истинно честный человек: надобно отдать ему справедливость... А я еще сначала думал, что он... так... пустой старик... не дальнего ума и без всякого характера!

    Падчерицын. Да! Как не так! Нет, братец, где коснется до чести, тут он настоящий черт, братец! Ведь я тебе говорил, что он в слове своем до того тверд, до того упрям, что в наше время это уж даже из рук вон!

    Алинской. А, он упрям, говорите вы? Так постой же! Уж и я ему не уступлю!

    Падчерицын

. А что же ты сделаешь?

    Алинской (в отчаянии). Сам не знаю... но я не могу жить без Наденьки! Это решено: ей не бывать за Гремиславовым! Я вызову его на дуэль!

    Падчерицын. Что ты, братец, затеваешь! На дуэль!

    Алинской. Да! Кто-нибудь из нас должен умереть! Сейчас же напишу к нему записку и попрошу его явиться в назначенное время и место! А вы, Иван Григорьич, будьте моим секундантом. (Садится к столу и пишет.)

    Падчерицын. Этого еще недоставало! Полно, братец! И ты думаешь, что я допущу? Нет, дудки! Гей! Кто тут есть?

Емельян входит.

Явление XXII

Прежние и Емельян, бледный и растрепанный.

    Падчерицын. Что это с его рожей сделалось?

    Емельян.

                       Я, сударь, сбился с панталыку.

                       Да на Руси у нас твердят,

                       Что ведь не всяка строка в лыку...