Хорошая иномирянка, плохая иномирянка

Чужие эмоции накладывались на мои собственные и давили. Давили нещадно, так, что я закричала, не обращая внимания на двух мужчин, странно смотревших на меня. Ощущения были такие, словно внутри моей головы кто-то метался, долбился о стенки черепной коробки, будто бы обезумел. Я чувствовала чужую боль, неверие, страх и надежду. Но у меня были и свои эмоции!

Во-первых, я не хотела умирать. Быть может, это эгоистично, но чёрт побери! С какой стати я должна брать на себя чужую вину и претерпевать последствия чужих ошибок? Бабушка умирать не захотела, а она принадлежала этому миру. Я же здесь чужая и чего уж точно не хочу, так это умирать, так и не пожив и не узнав того, какой могу стать и что этот мир может мне дать, если я протяну руку сквозь все неприятности и приму его дары.

Во-вторых, чувства Юджинии не были моими. Моё подсознанье отвергало её любовь к Вальдемару. Её чувства били по мне, пробивались, я прекрасно осознавала, как она любит его и как хочет быть рядом с ним, но… с её воспоминаниями о любви бились мои собственные. И, как ни странно, это было то, что я испытываю к Дамьену.

Казалось бы, в самое не подходящее для этого время я, наконец, призналась самой себе в том, что Дамьен действительно никогда не принуждал меня ни к чему и не делал со мной ничего такого, чего бы я сама ему не позволяла. На деле это я создала себе проблемы: меня разозлила властность драконов в начале нашего знакомства, я восприняла всё в штыки и поставила себя в положение несчастной жертвы. И играла роль, в какой-то момент поверив в то, что я такая несчастная и всеми ведомая, хотя на деле… Если бы в какой-то момент я попыталась действительно посмотреть на ситуацию с другой стороны, не подчиняться всем со вселенской обречённостью, а попытаться по-настоящему понять драконов, то не вызвала бы в свою сторону такого настроя Дамьена, Клемайни и Даниэля.

И я отвергала свою суть. Отказывалась признать саму себя. А ребята… пытались мне помочь. По-драконьи, как умели. Шли напролом через моё упрямство. Почему я только сейчас, испугавшись до невозможности, поняла это? Наверное, потому что дракон. И вела себя, в общем-то, как дракон, так как с истинно драконьим упрямством цеплялась за то, что я человек и совсем не похожа на этих плохих принуждающих меня к чему-то созданий. Даниэль с драконьим упрямством пытался заставить меня принять ту, кем я, в общем-то, и являлась на самом деле – драконицу из рода Кейран. Клемайни терпела моё нытьё. А Дамьен… его тянуло ко мне, как к своей самке. А меня тянуло к нему, как к своему самцу. И то, что было между нами, та безудержная страсть, тот секс – это было правильно. Принц знал, что это правильно, и пытался то же доказать мне. А на балу, к тому же, продемонстрировал, что вовсе мной не игрался и намеревается жениться, как на той, кто принадлежит ему. И лишь я боялась себя, лишь я загоняла себя в рамки, лишь я пыталась запереть свои истинные чувства, хотя в глубине души, да, чёрт, да, я правда хотела принадлежать ему! Потому что он мой, мой, мой, мой, мой!!!

Я зашипела. А чувства Юджинии… я их больше не ощущала. Кажется, сила моих собственных перебила их и заставила драконицу забиться, скрыться, предоставить тело его истинной обладательнице.

– Я не хочу умирать, – прошипела я, поднимая глаза на замерших мужчин. Кстати, на Презире жители гораздо сообразительнее землян. К драконице в безумии даже взрослые дракон и морской змей не рискнули лезть. – И не буду жертвовать собой. И на Землю, спасая всех и вся, не отправлюсь. Вы, магистр Ротремус, клялись, что не навредите мне и не дадите сделать этого другим. А я поклялась не раскрывать ваших секретов. И стоило вам попросить, как я с вами на следующий день сорвалась в это жуткое место и помогла разузнать, кто нам угрожает. Но победить его моей смертью – ни за что! И чтобы у вас даже соблазна не было пожертвовать и мной, и собой, так как у вас клятва, и Калиром, который умрёт, обрисую картинку: судя по рассказу Калира, наша смерть только вновь запрёт Вальдемара Лориканна в его древней темнице. И? Пройдёт год, два, сто, может быть, даже тысяча, но кто-нибудь неминуемо вновь найдёт его и освободит. Вновь кто-то пожертвует собой. И так по кругу. Неужели это спасение для мира? Кто-то давным-давно вот так вот его запер. Так не лучше ли разузнать кто, почему и попытаться найти способ победить по-настоящему? Без тупых жертв. Люди всё равно погибнут в обоих случаях, причём трудно сказать, в каком случае больше. Так не лучше ли дать шанс побороться за жизнь? Я вот… я вот только поняла, что очень-очень жить хочу. А ещё я, кажется, люблю кое-кого…