Хорошая жизнь

Я знал, что так должно было случиться. Засомневался поначалу, подумав, что сцена эта не будет нести в себе никакого смысла для Нечаева, но после твердая уверенность в важности этого эпизода взяла верх. Что ж, дабы почувствовать себя на месте Андрея, немного напуганного, находящегося в смятении, я отправился в океанариум. Ближе к полудню, разумеется.

Прежде я проснулся на кухне в квартире Олега. Мучила жажда, ведь прошлая ночь, проведенная в баре, в разговорах с барменом-совой и со спешащими один за другим Хемингуэями, не могла не закончиться добротным утренним похмельем. Память словно отшибло ударом по голове. И стихи Маяковского были? Не думаю, что в действительности были, но могу ошибаться.

В квартире никого не было. Только я, невнятный свет весеннего солнца, разрезанный на длинные полоски приоткрытыми жалюзи, и записка на столе. Олег просил позвонить.

Я набрал его, зевнув для начала и лениво помычав. Он ответил сразу же.

– Юлиан, – обратился ко мне Олег. Тон его голоса настраивал на серьезный лад. – Скажи мне: что на самом деле происходит?

Не стал спрашивать, находясь лицом к лицу. Какие же мы все ничтожные, трусливые эгоисты. Тошнит от одной мысли.

– А что происходит? – спросил я.

– Ты мне скажи. Ближе к утру ты явился домой пьяный в хлам и разбудил Марину и Лилю. Ну и в доме у тебя, как мне показалось, все в полной порядке. Никаких следов взрыва. Я проезжал сегодня утром мимо. Спросил соседей…

– Так ты, стало быть, Шерлоком заделался? – усмехнулся я. – Ну и что еще тебе удалось узнать? Может…

– Прояви уважение! – перебил меня Олег. – Пусть ты и друг мне, но ложь я не потерплю. Если у тебя проблемы, ты можешь мне обо всем рассказать. Только не ври, иначе…

Неприятное молчание. Головная боль. Он словно и не собирался договаривать. Ждал, что я продолжу. Подхвачу, услышав правильную ноту.

– Мою жизнь украли, – сказал я невпопад.

Больше мне ничего объяснять не хотелось. Разговор был на этом прерван. А ведь можно было удариться в слезливые объяснения. Сказать, что в квартире, которая некогда принадлежала мне, поселился Притворщик. Признаться, что я ненавижу и боюсь его в равной степени, и у меня просто не хватает смелости прижать его к стене и отобрать то, что принадлежит мне по праву. От такого признания сразу станется тошно, но уж слишком часто в последнее время тошнота подкатывает к горлу.

Олег, друг мой, у меня больше нет документов, и я не могу остановиться в гостинице, или вообще уехать на какое-то время из города. Потому я и докучаю тебе и твоей стервозной жене. Я рад бы сказать тебе, что у меня остались наличные, но и они на исходе – хватит на пару поездок на такси. Что делать дальше? Ума не приложу. Умирать, наверное.

Я просто не понимаю, что есть моя жизнь, и никогда, по всей видимости, не понимал истинного значения этого словосочетания. Моя жизнь. Я притворялся, это свойственно мне, ведь, без преувеличения, важной необходимостью для меня всегда было умение влезать в шкуры разных людей, живущих в моих историях: от проституток до банкиров и депутатов; от хладнокровных убийц до забитых мальчиков с их подростковыми комплексами.

Теперь же притворяться нет никакого смысла. Или даже наоборот, смысла стало куда больше? Я словно выпрыгнул из своей привычной оболочки. Я – душа, которая хочет найти новую плоть. Ту, в которую можно влиться. Но что есть плоть? Можно ли купить ее, пусть даже за все богатства этого мира? Купить плоть можно лишь стремлением и силой. Возможно, жестокостью. Быть может, у кого-то есть другие варианты. У меня их нет.

В залах океанариума было людно, прохладно, приятно. В разгар буднего дня, под огромными сводами, в приглушенном свете можно было наткнуться на большую туристическую группу, или же увидеть школьников на экскурсии. Гул голосов наполнял пространство, и без того кажущееся маленьким из-за проплывающих за толстым стеклом громадин, таких, как тигровая акула.

Я вслушивался в разговоры, улавливал обрывки фраз. Это происходило как-то случайно. Мысли распадались на части.

Я было подумал, что зря приехал, и что зря вообще взялся за историю Андрея Нечаева. Сомнения переполняли меня. Уж очень туманным виделось мне его будущее. Быть может, и не любил он вовсе Эллу? Да и не любил, без вариантов, потому что для любви, как и для психического недуга, нужно время, дабы созреть. Много можно провести параллелей между первым и вторым, но не о том речь. Нечаев испытывал страсть – это куда более правильный вывод. И меня это почему-то сильно расстраивало.

Мир Нечаева рушился. Так же, как и мой. Нас обоих занесло в эту параллельную реальность каким-то неведомым образом. Будто кто-то написал это. Больное воображение привело нас в определенное место, и отнюдь не просто так. Мы должны были встретиться, и теперь, по прошествии времени, я понимаю неизбежность этого слишком отчетливо.

Не сразу удалось узнать его, но какие-то черты лица привлекли мое внимание. Даже не черты лица, но взгляд. Определенно, этот взгляд я видел, строчка за строчкой сочиняя его жизнь по ночам.