Хорошие знакомые

— Ты пойми, — объяснял Аргунихин, — она отказывается от прыжка не у барьера, а за несколько метров. Догадаться можно по тому, как она выдвигает плечо или закусывает удила…

Объяснения не помогали, и все повторялось сначала. Юра поглядел на Васю, высоко поднял плечи, развел руками и постучал пальцем по скамейке.

— Дерево, — скорбно согласился Вася.

Доведись до него, он бы не стал нянчиться с этим тупицей. А вот Аргунихин нисколько не падал духом.

— Кто сидит на кобыле? Я или ты? — вразумительно спрашивал он. — Я же не могу за тебя чувствовать лошадь?

— А что такое чувство лошади? — поинтересовался Рома.

— Правильно ставите вопрос. В любом учебнике по конному спорту говорится, что хорошему наезднику необходимо чувство лошади. А объяснения еще не придумали. Англичане иногда называют его «симпатией»…

— А русские — «хорошим отношением к лошадям»? — перебил Рома.

— Можно и так. Только как ни назвать, загадки тут нету. Это чувство доступно каждому, кто до тонкости разовьет в себе внимание к поведению лошади.

— «Как жокей я тебя выхаживал, о твои стати!..» — громко продекламировал Рома, заглядывая в глаза высокой блондинке, сидевшей с ним рядом.

— Может, отложим самодеятельность? — спросил Аргунихин.

Тем временем неторопливый, но упорный Струмилло понял наконец, чего добивается тренер, дважды перескочил через барьер, пронесся по кругу и еще раза три повторил упражнение.

— Вот это класс! Блеск! — бурно восхищался Аргунихин. — Если так поедешь на соревнованиях, «Прометей» выйдет на первое место.

Даже новичкам было ясно, что никакого особого класса Струмилло не показал и не его очки решат исход соревнований. Но измученный сегодняшними неудачами летчик не чувствовал в похвалах Аргунихина педагогического преувеличения и был счастлив, полон веры в себя.

На кругу появилась Люба Стужина, худенькая, коротко стриженная девушка, на мощном сером жеребце.

— Ахал-текинец? — осведомился Рома у тренера, показывая на лошадь, и, не ожидая ответа, сообщил своим товарищам: — «На ней треугольная шляпа и серый походный сюртук».

Новички засмеялись, хотя Люба была в ковбойке и с непокрытой головой.

— Не хотите ли выйти покурить? — спросил Аргунихин.

Рома оказался понятливым.

— Больше не буду… Язык мой — враг мой.

— Это верно. На словах вы очень самокритичны. А спорт — это поступки.

Мальчикам это замечание доставило истинное удовольствие. Юра схватился за голову и веско сказал:

— Законно.

— Бесперспективный всадник, — кивнул на Рому Вася.

Новиков знал, что в свои четырнадцать лет Вася только и был счастлив в этой школе, где его никто не одергивал, где хотя бы в обществе Юры он мог быть авторитетным судьей и мудрым пророком.

Наверно, Люба кажется новичкам совсем неопытной, думал Новиков. Им непонятно, почему с ней занимается сам Аргунихин. Она лихо берет первое препятствие, а подходя ко второму, ее лошадь начинает упираться, шагом обходит барьер.

— Отбила сердце, — сказал Вася.

— На Сиваше, — подтвердил Юра и брезгливо выпятил нижнюю губу.

Код этот следовало понимать так, что Любу сбросил капризный жеребец Сиваш и она надолго испугалась — отбила сердце.

Аргунихин объяснял ей, обращаясь главным образом к новеньким:

— Все внимание отдайте лошади, но раньше, ясное дело, выработайте уверенность в своих силах. Она вас полностью освободит от беспокойства о себе. Это достигается только техникой. Понять — минутное дело, усвоить — годы труда.

Замечание Васи, что Люба отбила сердце, было справедливым, и Новиков быстро уловил, как проявляется ее страх. Она боялась именно второго барьера и, подходя к нему, укорачивала поводья. Сколько ни втолковывал ей Аргунихин, что́ мешает свободному броску жеребца, Люба кивала головой, соглашалась, но, подъезжая ко второму барьеру, брала лошадь на себя.

— Кто не владеет собой, тот не владеет и лошадью, — сказал Аргунихин. — Отправляйтесь домой!

Новиков понимал, что Аргунихин сегодня не сможет добиться от Любы душевного равновесия, и был с ней умышленно резок, зная, что она не войдет в форму, пока не заденут ее самолюбия.

Он вышел вслед за Олегом на улицу и увидел, как тот круто повернул к ипподрому. Какие там могут быть дела? И зачем вчера Олег послал его к Шурочке? И, неожиданно для себя, неторопливо пошел следом за ним.

6

Старый наездник Бондаренко отдыхал после работы, сидя на досках, сваленных около конюшни. Прищуривая ярко-голубые глазки, он поглядывал то на небо, заволакивающееся тяжелыми рыхлыми тучами, то на желтую беговую дорожку, где работались лошади, запряженные в легкие американки. Примостившись рядом, Новиков чертил прутиком клетки на песке, лениво и добродушно наблюдал за стариком. Что-то неторопливое, крестьянское было в том, как он поглядывал на тучи, в его загорелой лысине, обведенной белой полоской мягких волос, в глубоких морщинах на шее, в необычной неспешной речи.

Некрупный вороной жеребец, мерно покачивая головой, прошел мимо них вслед за уборщицей и покосился на Бондаренко лиловым глазом.

— Глаз у него человечий, — сказал наездник, — лошадь умная и отдатливая.

— Отдатливая? — рассеянно переспросил Новиков.