– Прелесть – мы, – насупилась первая, подлетая поближе, а я машинально прикинул рост – сантиметров восемнадцать-двадцать.
– Прелесть, – соглашаюсь с ней, – очаровательная прелесть!
Пикся зарумянилась и подлетела ещё ближе, и я расплылся в умилении. Будто почувствовав эмоции, крылатое создание заулыбалось мне. Покопавшись в кармане куртки, я вытащил конфету, разворачивая её.
– Будешь? – протягиваю Прелести, – Сладкая!
– Мне? – пикся повисла в воздухе, и даже её стрекозиные крылышки замерли…
«Что значит, летают за счёт магии…»
– … что надо делать? – не отрывая глаз от конфеты, поинтересовалась Прелесть с обречённым видом.
– Делать? – удивляюсь я, – Да ничего! Просто так, от чистого сердца угощаю.
– Просто… – неверяще сказал она и подлетела, цапая ириску. Нюх-нюх-нюх…
– Просто конфета! – растерянно поделилась она с товарками, коих набралось уже десятка три, если не больше.
– Вкуфная… – прочавкала Прелесть через несколько секунд с видом наркоманки, дорвавшейся до дозы.
– … просто конфета… – слышу писклявые разговоры.
– … прелесть! Мы – прелесть!
– Очаровательная! – поправила другая зубастая пискля.
– Петом? – требовательно спросила одна из пикси, показывая на чавкающую Прелесть, и я не сразу сообразил, что она имеет в виду.
– Петом? Нет… просто угостил, как друга.
– Друг-друг-друг… – запищали они, подлетая ближе, – друг-человека…
Одна из них принюхалась к поджившей царапине на запястье и бесцеремонно сковырнула болячку.
– Не человека! – уверенно констатировала она, – Мало человека!
Я открыл было рот… и закрыл его, потому что одной частью сознания я продолжал помнить, что «Мама учительница, а папа – подлец», как сочувственно озвучила однажды сердобольная соседка во времена далёкого детства.
Другая же часть сознания знала, что папаша мой – почти чистокровный кендер, а мама наполовину хоббитушка, а почти наполовину человечка с толикой крови тёмных эльфов.
– Бред…
Сознание упорно считало иначе. А чё такого?! Вон, Серёга почти чистокровный цверг и на одну восьмую кобольд, и никого это не волнует! В Советском Союзе все национальности были равны!
– А какая разница? – говорю вслух, – Я вообще интернационалист и не считаю одни национальности и расы хуже других!
– Парни! – кричу издали, высоко поднимая руку с ружьём, – Я тут с гостями! Не стреляйте!
– Вот… – старательно давя лыбу при виде Анвара, прикрывающего мохнатые мудя автоматом. Впрочем, горец не слишком-то стесняется наготы, и тот факт, что он схватился в первую очередь за оружие, говорит исключительно в его пользу, – познакомьтесь.
– Пикся, – вылетев из-за моей спины, представилась моя знакомица, делая в воздухе подобие книксена, – Очаровательная Прелесть! Друг!
– Действительно – Прелесть! – засмеялся Серёга, рассматривая застеснявшуюся пикси.
– Конфета есть? – подлетела к нему другая пикся, ревниво дёрнув за волосы и тут же отлетев на метр, – Просто так?
На мордашке кавайного монстрика – ожидание чуда и одновременно неверие в него, какое бывает только у битых Судьбой детей из детдома.
– Где же… – он хлопнул по карману куртки, – батончик вот, будешь?
– Просто? – прижав ручки к груди, пискнул монстрик, жадно глядя на батончик и часто-часто моргая глазами, в которых проступили слёзы.
– Ну да… – Серёга улыбнулся очень искренне, – кушай! Только с подругами поделись.
– Друг-друг-друг! – на грани слышимости пропищал монстрик, хватая батончик и отлетая. Развернув его на лету, она откусила, закатила блаженно глазки и подлетела к Пирогу, одарив его очень сладким и очень липким поцелуем в щёку.
Выдохнув счастливо, она по-хозяйски уселась ему на плечо с видом ребёнка, добившегося сбычи всех мечт. Апофеоз счастья!
– А мне…
– А нам…
Пикси налете на нас, трогая за волосы и выпрашивая сладости. Мы раздали всё, что было, и следующие минут пятнадцать писклявые монстрики, обмениваясь впечатлениями и лакомствами, поедали сладости.
– Я – кто? – доев батончик, допытывалась тем временем пикся у Серёги, дёргая его за ухо.
– Милашка, – ответил тот, повернув голову и осторожно гладя монстрика по спинке.
– Друг? – с надеждой спросила та, выгибаясь под лаской, как котёнок, и только что не мурча.
– Друг, – согласился Пирог, улыбаясь чуть смущённо и очень искренне.
– Друг… – выдохнула Милашка, развалившись на плече Серёги туго набитым пузиком кверху, с видом отпускника на лежаке.
Прелесть тем временем ревниво отгоняла других пикси от меня.
– Мой друг! – гневно пищала она, потрясая кулачками, а я старался не засмеяться и одновременно – не смотреть в эти умоляющие глазки пикси, оставшихся без друзей. Сошлись в итоге на том, что дружить мне можно со всеми, но главный друг – это она, Очаровательная Прелесть! И ездить на мне можно только ей, а остальным её соплеменницам – только если она, Прелесть, разрешит.
– … нэприлично, – сбиваясь от волнения на кавказский акцент, отбивался красный от смущения Анвар от любопытных пикси, просящих его показать мохнатое хозяйство, – маладым и красивым дэвушкам – нэприлично дажэ думать о таком!