— Видели? — акцентирую внимание солдат на происходящем, — Давайте также: сборка-разборка… ну вы поняли!
Энтузиазм рядовых полыхнул до небес, а я, не дожидаясь окончания, двинулся на обход территории. На душе немного полегчало, ситуация парадоксальным образом уже не кажется такой безнадёжной и…
… я даже смотреть стал иначе! Смотреть, и видеть чуть больше, чем раньше.
— Феи! — выдыхаю восторженно, глядя на маленькую фигурку со стрекозиными крылышками, мелькающую в кроне дерева. Как-то почувствовав мой интерес, фея зависла в воздухе и развернулась, глядя мне в глаза.
— Видит-видит-видит! — запищала она, а я — действительно — вижу! В кронах деревьев, в воздухе и на воде не только обычные мелкие птахи и насекомые, но и существа, светящиеся мягким магическим светом, и стоило мне только моргнуть, как они…
… пропали! С большим трудом сосредоточившись, снова могу видеть их и… слышать!
— Видит-видит-видит! — разгневанно запищала фея, широко открывая огромный рот, полный острых акульих зубов. Мордочка у неё страшненькая, но одновременно премиленькая, этакий кавайный монстрик в одёжке из травы и листьев.
Пропорции и типаж у неё не вполне человеческие, а нечто, близкое скорее фарфоровым немецким куклам, причём ожившей куклой фейка не выглядит, живая и очень убедительно живая.
— Какая прелесть! — искренне умилился я.
— Мы — прелесть? — неуверенно сказала пискля, приоткрыв зубастый ротик.
— Прелесть! — подтверждаю я, — Очаровательная феечка!
— Мы — пикся! — нахмурилась кавайное чудовище, и как мне показалось — обиделась.
— Ну прости, очаровательная пикся!
— Очаровательная? — подлетела ещё одна товарка, одетая в такую же одёжку, с острой косточкой-копьём в пухлых ручках, — Мы?
Мордашка такая же удивлённая, большие глаза смотрят на меня, часто мигая.
— Прелесть, — киваю я.
— Прелесть — мы, — насупилась первая, подлетая поближе, а я машинально прикинул рост — сантиметров восемнадцать-двадцать.
— Прелесть, — соглашаюсь с ней, — очаровательная прелесть!
Пикся зарумянилась и подлетела ещё ближе, и я расплылся в умилении. Будто почувствовав эмоции, крылатое создание заулыбалось мне. Покопавшись в кармане куртки, я вытащил конфету, разворачивая её.
— Будешь? — протягиваю Прелести, — Сладкая!
— Мне? — пикся повисла в воздухе, и даже её стрекозиные крылышки замерли…
«Что значит, летают за счёт магии…»
— … что надо делать? — не отрывая глаз от конфеты, поинтересовалась Прелесть с обречённым видом.
— Делать? — удивляюсь я, — Да ничего! Просто так, от чистого сердца угощаю.
— Просто… — неверяще сказал она и подлетела, цапая ириску. Нюх-нюх-нюх…
— Просто конфета! — растерянно поделилась она с товарками, коих набралось уже десятка три, если не больше.
— Вкуфная… — прочавкала Прелесть через несколько секунд с видом наркоманки, дорвавшейся до дозы.
— … просто конфета… — слышу писклявые разговоры.
— … прелесть! Мы — прелесть!
— Очаровательная! — поправила другая зубастая пискля.
— Петом? — требовательно спросила одна из пикси, показывая на чавкающую Прелесть, и я не сразу сообразил, что она имеет в виду.
— Петом? Нет… просто угостил, как друга.
— Друг-друг-друг… — запищали они, подлетая ближе, — друг-человека…
Одна из них принюхалась к поджившей царапине на запястье и бесцеремонно сковырнула болячку.
— Не человека! — уверенно констатировала она, — Мало человека!
Я открыл было рот… и закрыл его, потому что одной частью сознания я продолжал помнить, что «Мама учительница, а папа — подлец», как сочувственно озвучила однажды сердобольная соседка во времена далёкого детства.
Другая же часть сознания знала, что папаша мой — почти чистокровный кендер.
А мама наполовину хоббитушка, а почти наполовину человечка с толикой крови тёмных эльфов.
— Бред…
Сознание упорно считало иначе. А чё такого?! Вон, Серёга почти чистокровный цверг и на одну восьмую кобольд, и никого это не волнует! В Советском Союзе все национальности были равны!
— А какая разница? — говорю вслух, — Я вообще интернационалист и не считаю одни национальности и расы хуже других!
— Парни! — кричу издали, высоко поднимая руку с ружьём, — Я тут с гостями! Не стреляйте!
— Вот… — старательно давя лыбу при виде Анвара, прикрывающего мохнатые мудя автоматом. Впрочем, горец не слишком-то стесняется наготы, и тот факт, что он схватился в первую очередь за оружие, говорит исключительно в его пользу, — познакомьтесь.
— Пикся, — вылетев из-за моей спины, представилась моя знакомица, делая в воздухе подобие книксена, — Очаровательная Прелесть! Друг!
— Действительно — Прелесть! — засмеялся Серёга, рассматривая застеснявшуюся пикси.
— Конфета есть? — подлетела к нему другая пикся, ревниво дёрнув за волосы и тут же отлетев на метр, — Просто так?
На мордашке кавайного монстрика — ожидание чуда и одновременно неверие в него, какое бывает только у битых Судьбой детей из детдома.
— Где же… — он хлопнул по карману куртки, — батончик вот, будешь?
— Просто? — прижав ручки к груди, пискнул монстрик, жадно глядя на батончик и часто-часто моргая глазами, в которых проступили слёзы.