Хосров и Ширин

Была беззубая, но все ж была зубаста.

Царю, когда к нему вошла сия лиса,

Уже овчинкою казались небеса.

Но все ж он мог понять, — он на усладу падкий:

Не так весенние ступают куропатки.

Не феникс близится — ворону видит он.

Влез в паланкин Луны чудовищный дракон.

«В безумстве я иль сплю? — он прошептал со стоном.

Где ж поклоняются вот этаким драконам?

Вот кислолицая! Горбунья! Что за стать!

Да как же горькая сумела Сладкой стать?»

Хосрова голова пошла как будто кругом.

Решил он: сей карге он сделался супругом.

…Старуший слышен крик… Промолвила Луна:

«Спасти ее!» И вот к царю идет она.

К лицу прибавив семь искусных украшений,

Откинув семь завес, вошла; плавней движений

Не видел мир. Пред ней — ничто и табарзад.

Вся сладость перед ней свой потупляет взгляд.

Она — что кипарис, сладчайший из созданий.

Она — сама луна, закутанная в ткани.

Что солнце перед ней, хотя она луна!

Ста драгоценней стран подобная весна!

Подобной красоты мир не смущали чары.

Все розы в ней одной, в ней сладости — харвары.

Она — цветы весны. О них промолвишь ты:

Одним счастливцам, знать, подобные цветы!

Блестящий Муштари пред ней померкнет. Пава

Пред плавною Ширин совсем не величава.

Ее уста — любовь. О, как их пурпур густ!

Но все ж ее уста еще не знали уст.

Весь Туркестан попал в силок ее дурмана.

Лобзания Ширин ценнее Хузистана.

О розы свежих щек! Состав из роз, взгляни,

Заплакал от стыда; его печальны дни.

Ты, томный взор, нанес сердцам несчастным раны!

О поволока глаз! Ты грабишь караваны!

Ширин! Ведь ты вино: уносишь ты печаль.

Нет горя там, где ты. Оно уходит вдаль.

О сахар сахара, о роза роз! О боже!

Она явилась в мир сама с собою схожей.

И царь протер глаза: они ослеплены.

Так бесноватых жжет сияние луны.

И, как безумцы все, смущен он был Луною

И хмеля сонного затянут глубиною.

…И пробудился царь. Ночи свершился ход.

Царь видит пред собой наисладчайший плод.

Невесту светлую ему послало небо, —

Пылающий очаг, назначенный для хлеба.

Ушел небиза хмель за тридевять земель.

Сладчайший поцелуй согнал с Парвиза хмель,

Он словно вин испил необычайных, новых.

И сад расцветших роз был сжат в руках царевых.

Лишь покрывало с уст, как эта ночь, ушло, —

Терпение царя мгновенно прочь ушло.

Краса весь разум наш вмиг обратит в останки.

Мани своим вином отравят китаянки.

Ворвался в Хузистан в неистовстве ходжа,

Лобзаний табарзад похитил он, дрожа.

Таких рассветных вин, как эти, — не бывало.

Таких блаженных зорь на свете — не бывало!

И начал он сбирать охапки сладких роз.

И сам он розой стал в часы веселых гроз,

И молвил он любви, что миг пришел, что надо

Уже вкушать плоды раскрывшегося сада.

То яблок, то гранат он брал себе к вину,

То говорил, смеясь: «К жасмину я прильну».

И вот уже слились два розовых их стана.

И две души слились, как розы Гюлистана.

Сок розы в чашу пал, о радости моля

И сахар таять мог в плену у миндаля.

Так сутки протекали, и вот вторые сутки.

Нарцисс с фиалкой спят, и сладок сон их чуткий.

Так два павлина спят в тиши ночных долин…

Поистине красив склонившийся павлин!

Они, покинув сон, прогнав ночные тени,

Послали небесам немало восхвалений.

И, тело жаркое очистивши водой,

Молитвы должные свершили чередой.

Все близкие к тому, кто был на царском троне,

Окраской свадебной окрасили ладони:

В хне руки Сементурк, в хне руки Хумаюн,

В хне руки Хумейлы, и лик их счастья — юн.

Однажды царь сидел в своем покое, взглядом

Окидывая дев, с ним восседавших рядом.

Им драгоценности он роздал. Запылал

В их ожерелиях за лалом рдяный лал.

Он отдал Хумаюн Шапуру, — сладким садом

Его он наградил, сладчайшим табарзадом.

Затем дал Хумейлу царь Некисе, а вслед

Красотку Сементурк в дар получил Барбед.

Ну а Хотан-Хотун премудрую и видом

Прелестную Хосров связал с Бузург-Умидом.

С почетом отдал царь Шапуру всю страну,

В которой некогда цвела Михин-Бану.

Когда вступил Шапур в предел своих владений,

В них множество воздвиг прославленных строений.

Та крепость в Дизакне, чья слава немала,

Шапуром, говорят, построена была.

И одаряет вновь всей радостью Хосрова

Благожелательство небесного покрова.

Свершенья, молодость и царство — лучших уз

Вовек не видел мир, чем их тройной союз.

И дня без лютни нет, и ночи нет без кубка…

Все в мирных днях забыть — нет правильней поступка.

Лишь радости вкушай, их так приятен вкус,-

И огорчений злых забудешь ты укус.

Он пил, дарил миры, он радовал народы.

И в наслаждениях текли за годом годы.

Когда ж прошли года и духом он прозрел,

То устыдился он всех дерзновенных дел.

И белый волос стал у щек нежданным стражем.

«О молодость, прощай!» — его увидев, скажем.

Быть в мире иль не быть? Граница — волосок,

И волосок — седой. И час твой — недалек.

Для взора смертного все чернотой одето —

Лишь только до зари, до вспыхнувшего света.

Мы греемся в саду, пока снежинок рой

Не ляжет на листву сребристой камфорой.

Постигни молодость! Она — пыланье страсти.

Весь мир, вкушая страсть, в ее всесильной власти.

Но седовласый рок возьмет права, и он

Твою изгонит страсть. Таков его закон.

«Как быть? — у старика спросил красавчик с жаром.

Ведь милая сбежит, когда я буду старым».

И отвечал старик, уже вкушавший тишь:

«Друг, в старости ты сам от милой убежишь».