Хоттабыч под прикрытием

Короче говоря, выбрались мы с ней из малинника, куда ушли поговорить о своем, о девичьем, вручили Клавдии Никитишне два бидона с малиной и заявили, что идем гулять. Отпуск у нас. Надо дышать свежим воздухом.

Аравийский, который сидел на крылечке с ноутбуком и что-то там такое писал, уже традиционно попросил:

— Только не в усадьбу, пожалуйста. А если в усадьбу, то я с вами.

Прозвучало это, конечно, очень заботливо. Но в свете его поисков — весьма однозначно. Чтоб, значит, мы без него клад не откопали и не перепрятали. Вот жук!

— Что мы в той усадьбе не видели? Развалины и крапива, — фыркнула Янка. — Нет, мы на пруды пойдем, там красиво. Хочешь с нами?

Аравийский только вздохнул и потрогал желтеющую гематому на скуле. Отек уже спал, а вот цвет… Даже с его смуглой кожей выглядело это все далеко не эстетично.

— Привлекать к вам внимание криминальных элементов — не по-джентльменски, — покачал головой он. — Хотя признаюсь честно, сидеть тут одному скучно.

— Мы не долго. Дотемна вернемся, — пообещала я.

И даже не соврала. Не потому что врать не собиралась, а потому что так получилось.

Короче говоря, только мы с Янкой вышли за калитку…

В конце улицы, том, что в городе, послышался рев и грохот. Очень такой характерный рев тяжелой техники.

Мы с Янкой переглянулись и уставились на нежданчик. Не мы одни, над заборами тут же показались головы местных жителей, а там где заборы превышали человеческий рост, поотворялись калитки. Так что когда дорожная техника неспешно проползала по колхозной улице, ее приветствовали примерно как явление инопланетян — свистом, улюлюканьем и комментариями разной степени пристойности. Особенно непристойных комментариев удостоился плакат, закрепленный на первом бульдозере наподобие паруса. Изображался на том плакате действующий мэр, герб его партии и воззвание: «За нами будущее!».

Инопланетяне же в оранжевых касках и с чрезвычайно серьезными лицами поглядывали на колхозных жителей и на подначки не велись. Зато когда колонна бульдозеров, грейдеров, грузовиков с гравием и черт знает чем еще проехала, а пыль слегка улеглась, последовало явление еще одного инопланетянина.

По крайней мере, для меня он точно был инопланетянином.

У сельпо, аккурат рядом с Трусом, Балбесом и Бывалым, остановилась ярко-красная машинка, то ли «Киа», то ли «Хундай», я в них не особо разбираюсь. А из нее вылез… Шариков собственной персоной!

— Ой, мля, какие люди… — протянула Янка и схватила меня за руку. — Если ты сейчас его простишь, я… я не знаю, что я с тобой сделаю!

— Час любить не будешь? — хмыкнула я, аккуратно отступая за калитку. Чтоб не светиться вот так сразу.

— Нюська. Я серьезно. Ты же знаешь, что сейчас будет, и чем все это закончится.

Я только вздохнула. Знаю я, знаю. Будет та самая сцена, на которую я надеялась, когда Шариков ушел. Да что там, каждая женщина, от которой уходит мужчина, мечтает, что он приползет на коленях с розами в зубах, признается в вечной любви и поклянется всю жизнь замаливать грехи — шубу там купить, норковую, браслетик от Картье, путевку на Мальдивы. Ну и секс-марафон устроит такой, что она, вся не такая, не устоит и простит, и полюбит, и детей ему родит, и будут они жить долго и счастливо.

С Шариковым. Долго и счастливо.

Что-то тут не стыкуется. Вот прямо даже не знаю, что именно.

— А машину он купил дерьмовую, — мстительно прошипела Янка. — И стопудово в кредит. Нюсь, ты ж ему паспорт свой не давала? Ты имей в виду, если кредит он взял на тебя — у нас тут Тренер есть. Конкретный пацан. Если что, он его — того.

Я чуть не заржала. Вот Янка дает! И тут умудряется мне рекламировать мужика с «Хаммером»!

— Я его сама тогда того. И вообще…

— Неужто нагулялись ужо? И правильно, нечего мужика одного оставлять! — послышался за спиной голос нашей великолепной домохозяйки.

— Баб Клав, видите вон того щегла на красненьком драндулете?

— Вижу, а то ж. Как есть щегол. Неужто твой, Нюсь?

— Ничейный, — фыркнула я. — Видите, гуляет без ошейника, с бродяжками обнюхивается. Мне такого добра не надо.

— Вот и правильно. А то ж Митенька тебя вечером гулять не звал?

— Не звал…

Договорить я не успела. Ибо из кармана передника уже был извлечен древний кнопочный мобильник, и заговорщицким шепотом в него сказано:

— Митяй, дуй сюда быстро. Красавицы гулять хотят.

— Так… на встрече с избирателями я, теть Клав, — трагическим басом ответили в мобильнике. — У нас тут… диспут…

— Не почешешься — уведут. Тут хахаль Нюськин из Москвы пожаловал, у сельпо про нее спрашивает. Во… точно, Балбес ему мою хату кажет, негодник. Опаздываешь, Митяй, ох, опаздываешь!

На том конце провода невнятно, но очень эмоционально выматерились, что-то кому-то скомандовали и приказным тоном велели баб Клаве:

— Щас все порешаем. Так. Армен подгоняет тачку. Скажи Яне, теть Клав, что она может сесть за руль. И на весь вечер тачка — ее.

— Й-йес!!! — заверещала предательница-сестренка с такой довольной мордой, что я поняла: за «Хаммер» меня продали с потрохами. И зачем только я сказала Дмитрию, что Янка втрескалась в его авто по самые ушки!