Хождение к морям студёным

Моя же вина состояла в том, что я много и красочно рассказывал Ваське о своей программе «Тайны Земли», о том, как приходилось в одиночку выживать в пустынных, Богом забытых уголках планеты, о приключениях поджидавших участников подобных экспериментов.

В общем, бросил искру в горючую смесь Васькиного африканского темперамента и романтизма. И начал он меня донимать.

Речи его были убедительны. Вопросы чередовались с жесткими ультимативными заявлениями.

— А не расист ли ты, — вопрошал Васька, — если не брал в экспедиции чернокожих товарищей? А не ошибка ли то, что жителей Африки ты не отправлял в Арктику, а жителей тундры — в пустыню Сахара — выживать в экстремальных условиях?

Железная логика странных Васькиных вопросов сразила меня. Особенно его последний довод:

— А представляешь, как я буду выглядеть в снегах Арктики? Черное в белом… А?..

— Эстет! Звезда экрана!..

Вот так и оказался Васька на льдине Северного Ледовитого океана. Ну, если точнее, это была не дрейфующая льдина, а припай. Да и Васька — вовсе не Васька, а не то Вассоу, не то Вэссау, не то еще как-то.

Но поскольку его имя с трудом поддавалось языку русского человека, во время учебы в Москве этот Вассоу-Вэссау и перекрестил себя в Василия. В общем, черный друг из Африки…

На третий день Васькиной одиночной борьбы за выживание я отмечал победу человеческой воли и разума над суровой природой Севера. Отмечал в обществе трех капитанов.

Митя, Саня и Даня не были ни моряками, ни летчиками. Саня — пограничник, Митя — милиционер, а Даня — капитан соседствующей организации. Готовились мы к встрече полярника-экспериментатора Васьки в холостяцкой избушке Сани. Она стала чем-то вроде штаба экспедиции.

И вот наконец дверь избушки распахнулась, и вместе с морозным воздухом ворвались шемные, веселые летчики-вертолетчики — те, что должны были по дороге прихватить Ваську.

Дыша стужей и перегаром, они как но команде выхватили из карманов курток пол-литровые бутылки со спиртом и с победным видом установили на столе перед нами.

Дожевывая кусок строганины, поднялся с табуретки Саня и заглянул за спины вертолетчиков:

— О! А где же Васька?..

Авиация недоуменно переглянулась:

— Мать твою!.. — схватился за голову вертолетчик Валера, чья теща устроила именины. — Забыли негра снять со льдины!

Я отчаянно и яростно грохнул кулаком по столу:

— Е!.. Забыли снять негра со льдины?!

Капитан Митя в изумлении вытаращил глаза. И присвистнул растерянно капитан Даня:

— Забыли негра снять со льдины…

Матеря и проклиная все на свете, вертолетчики вывалились из дома с такой же стремительностью, с какой ввалились минуту назад.

В спешке даже дверь за собой не прикрыли.

Некоторое время три суровых капитана и я тупо вглядывались в лиловые морозные сумерки, не в силах пошевелиться.

И казалось нам, что уже летит по тундре вспугнутой полярной совой страшная весть, от которой попрятались в норы песцы, заревели где-то на льдинах белые медведи, по-волчьи завыли собаки, затрубили олени…

Забыли негра снять со льдины!..

Потомок арапа Петра Великого

Конечно, я верил, что закаленный невзгодами студенческого московского быта Васька не пропадет и что лопасти вертолета вскоре взметнут снежную пыль не над окоченевшим телом, а над осатаневшим от стужи, но по-прежнему бодрым и темпераментным африканским другом.

Васька умел быстро осваиваться в любой обстановке. Приехав учиться в Москву, он мог сказать по-русски только «здрас-с-сте» и еще почему-то пионерский призыв «Будь готов!». Но эти слова любил произносить чуть ли не каждому встречному. Незнакомые люди подозрительно смотрели на веселого негра и недоумевали: к чему же надо быть готовым?

Дитя жаркой Африки стремительно постигал русский язык не в библиотечной тиши и институтских аудиториях. Он рвался в народ, в гущу событий, в круговорот информации и страстей — короче, в пивные, рюмочные и прочие подобные заведения. В этих университетах он вскоре изучил язык так, что стал говорить почти без акцента. Словарный запас его был красочным и безграничным. Студенты-иностранцы завидовали Васькиным познаниям. Да и некоторые русские тоже.

Преподаватели изумлялись, слушая его речи, но поправлять не решались. И лишь украдкой со вздохом произносили: «О, великий и могучий русский язык!..»

Упорное обучение в пивных не мешало Ваське увлекаться и классикой. Он преклонялся перед Пушкиным и доказывал, что является прямым потомком арапа Петра Великого Абрама Ганнибала. А раз так — значит, дальним родственником Александра Сергеевича.

Многие москвичи верили в это, потому что хотели верить. И на великосветских презентациях, и в захудалых пивнушках очень эффектно воздействовала на всех фраза: «А вон тот кучерявый парень — родственник самого Пушкина и потомок арапа Петра Великого…»

Но однажды двое хмурых «пушкиноведов» в штатском вызвали знатного потомка в кабинет проректора по хозяйственной работе и сурово предупредили: «Ты, Василек, можешь, конечно, называть себя родственником арапа Петра Великого. Не возражаем. Дело царское, дело давнее. А вот Александра Сергеевича не трожь…»