Хождение по Млечному Пути

А ещё я думаю о том, что Пётр Вайль[36] непременно назначил бы «гением места» Памплоны именно Хемингуэя. Потому что почти все достопримечательности города связаны так или иначе с именем писателя. Наварра приняла американца как родного. Его «Фиеста», написанная в Памплоне и о Памплоне, сделала Хемингуэя великим мастером слова, будущим нобелевским лауреатом и большим другом наваррцев.

– Ну а теперь, если не возражаете, пойдем в «Ирунью»[37], – предлагает Анатолий.

Мы с Агнетой не возражаем, и все трое бодрым шагом направляемся в знаменитое кафе наискосок через площадь. «Мы спустились вниз из отеля и зашагали через площадь в кафе „Ирунья“. На площади одиноко стояли две будки для продажи билетов. Окошечки с надписями были закрыты… Белые плетёные столики и кресла кафе стояли не только под аркадой, но занимали весь тротуар…»

[38]

Кафе переполнено, и, хотя сейчас не время фиесты, в нём царит атмосфера праздника и беззаботного веселья. Следы присутствия Хемингуэя повсюду. Его фотографии развешаны на стенах, на некоторых снимках писатель стоит в обнимку с великими матадорами, афисьонадос и заводчиками племенных быков. Вот он со знаменитым Антонио Ордоньесом, героем будущего романа, названным в книге именем Ромеро. В баре обозначены любимые напитки писателя, среди которых, безусловно, и мохито, и дайкири. Но и местное вино Хэм уважал, особенно любил продемонстрировать умение пить из кожаного бурдюка басков. Любимец Памплоны, он и сейчас сидит в баре, отлитый в бронзе, тяжело опершись рукой о стойку, и, должно быть, крепко задумавшись над собственной фразой: «… Человек не для того создан, чтобы терпеть поражения… Человека можно уничтожить, но его нельзя победить».[39]

Два часа сидим мы за столиком недалеко от погрузившегося в раздумья Хемингуэя, пьём кофе, размышляем каждый о своём, прислушиваемся к неумолкающему гомону голосов, лишь изредка перекидываясь между собой парой-тройкой фраз. Бармен, заслышав иностранную речь, кладёт руку на плечо бронзового писателя и говорит с уважением: «Буэн омбре!»[40]

Высота Прощения

Поутру Наварру накрывает огромная дымящаяся туча. Она, как живая, колышется и вздрагивает всем телом от происходящих в ней внутренних процессов. Её фиолетовые края трепещут, как бока гигантской медузы перед штормом. Туча влажно дышит, сеет мелкие дождевые слёзы и издаёт сокрушённый грозовой вздох, давя рыдания в себе.

Агнета с утра похожа на эту грозовую тучу. Я так и не смогла добиться от неё объяснения, что же произошло. Мы молчим уже третий час, мерно шагаем по дороге, неуклонно ползущей в гору. Ева и Ежи, по обыкновению, ушли вперёд – их спины то исчезают за поворотом, то вновь появляются в окружении других гружённых рюкзаками спин. Дорога ведёт к Пику Прощения (Alto del Perd'on) – невысокому, всего 800 метров, но знаковому перевалу Пути. Считается, что здесь все болящие и страждущие могут завершить свой поход, им простятся их грехи, достаточно трижды пройти сквозь символическую арку. Многие пилигримы несут с собой камни, олицетворяющие груз души. Некоторые привозят их прямо из дома, другие подбирают понравившиеся по пути. На Высоте Прощения камни можно оставить в живописно рассыпанных горках, но те, кто в силах нести дальше – несут до Фонсебадонского Креста.

На перевале ветрено. Гребешки гор утыканы ветряками, их лопасти проворно вращаются, ловя воздушные потоки и преобразуя их в экологически чистую энергию, питающую испанские города. Нелегко бы пришлось Дон Кихоту с этими железными мельницами! Но Дон Кихотов не осталось, и ветрякам ничто не угрожает, чего не скажешь о замёрзших, уставших пилигримах, с беспокойством косящихся в небо. Оно готово в любой момент разразиться проливным дождём. Живая туча на глазах мнётся и множится рваными клоками, наползающими друг на друга в темнеющей ярости. Лишь плоская процессия железных паломников с ослами, собаками и лошадьми не страшится непогоды. Она появляется неожиданно – тёмная вереница людей и животных на фоне синеющих вдали гор под грозовым небом Наварры. Обычно возле памятника много народу: все желают сфотографироваться с железными паломниками. Но сейчас пилигримы не намерены надолго задерживаться на ветреном перевале и группами устремляются вниз, в безопасную долину, к тёплым приютам, накрытым столам.

– Всё, больше не могу! – выдыхает Агнета и вдруг… всхлипывает. Устыдившись слёз, бредёт в сторону, безуспешно пытаясь овладеть собой.

– Да что с тобой случилось, Агнета? – Я не на шутку встревожена состоянием подруги. Такой я её не видела за все дни, что мы идём вместе. Я трясу её за плечи, слёзы градом катятся у неё из глаз.

– Ты устала? У тебя что-то болит?