Хождение за три неба

рассмотрел. Там была кромешная темнота.

Проблему проникновения во тьму египетскую пришлось решать технически

грамотно, с выдумкой. Принес пару ящиков, опять приподнял щит, поставил на ящики.

Потом пододвинул ящик с песком. Потом, удерживая щит на поднятом бедре, свободной

рукой перенес тару на пожарный инвентарь, а уж после, выдохнув, “…сама пойдет… э-эй,

у-ухнем-м!” закинул нижний край щита на получившуюся конструкцию. Она скрипнула,

пошатнулась, но не развалилась. Пригнувшись, я скользнул в темноту.

Ничего не видно… Запах какой-то странный… Вроде, на озон похоже… Я щелкнул

своей зиппой и слева от дверного проема увидел массивный старинный выключатель.

Щелкнул и им. Резкая вспышка, и лампочка перегорела. Колба выпала из патрона и с

легким звоном разбилась на бетонном полу. Пришлось идти за новой лампочкой. Заодно

уж взял и фонарь. В общем, свет мы Кошаком сделали. Пока напарник принюхивался к

углам помещения, я его успел осмотреть.

Более длинное и более узкое, чем те три, оставшиеся за дверью. Такое впечатление,

что хотели сделать подземный тир. Хотя, зачем научникам тир? Из чего стрелять? Из

гаусс-пушки? Не знаю.

Та-а-к, а тут побогаче будет. Есть кое-какая обстановка. Обстановка была

представлена аж тремя столами. Один - нормальный такой канцелярский двухтумбовый

стол. Поверхность стола покрыта старым, уже осыпающимся, коричневым дерматином. На

нем еще заметны глянцевые следы от стаканов. Узнаю тебя, Русь! Тяжелый мраморный

письменный прибор с перьевой ручкой и высохшей чернильницей, пожелтевший

перекидной календарь. Дата – 26 декабря 1953 года. Все ящики пустые, только мусор –

кнопки, скрепки, старые карандаши, истертая на нет копировальная бумага. Два других

стола – обычные доски на ножках. Несколько стульев. Пустой металлический ящик для

документов с приоткрытой дверцей и торчащим в ней ключом. По стене за столом стояло

шесть как бы ни… да, точно! Больше всего эти штуки напоминали штативы для

фотоаппаратов. Три ноги и вертикальная, регулируемая по высоте, стойка. За стойками, на

стене, самодельный, выцветший от времени плакат. Красной тушью, большим плакатным

пером написано:

“Опасность!!

На оси не стоять!

Смертельно опасно!!!”

На какой оси? На земной, что ли? Я пошарил по сторонам фонарем. На полу, в

темноте, стало заметно нарисованную толстую белую линию, идущую вдоль почти по

центру этого тира. Просто здесь, в центре помещения, где горела единственная лампочка,

её или зашаркали подошвами, или затоптали грязью. Ладно, ось мы нашли. А больше

ничего и нет… Виноват! Между тумбами стола спрятан ящик с пустыми бутылками из-под

“Нарзана”. Часть бутылочных ячеек пусты и в них валяется всякий мусор – окурки,

станиоль, шоколадные обертки и конфетные фантики. Чувствуется, что тут много курили,

пили коньяк, закусывая его шоколадом.

Вдруг, неожиданно, вспомнились строки из Стругацких: “… на скатерти виднелись

неотмытые пятна. На ней много и вкусно ели. Ели омаров и мозги с горошком. Ели

маленькие бифштексы с соусом пикан. Большие и средние бифштексы тоже ели. Сыто

отдувались, удовлетворенно цыкали зубом…”

Цыкать зубом я не стал. Страшно стало. Вы же помните, кто пришел к герою

“Понедельника” на это цыканье? Однако, цыкнуть захотелось. За всеми этими делами я

успел проголодаться.

-Ну, что, напарник? Может, пошабашим пока, а? Пошли, поедим, Кошак? Ты как

насчет пожрать?

Насчет пожрать, Кошака можно было и не спрашивать. Жрать он мог всегда, круглые

сутки напролет. Кот грубым мявом выразил мне полную поддержку в задуманном, задрал

хвост трубой и неспешно потрусил на выход. Уходя, я дисциплинированно погасил свет.

Смотались мы с котом из подвалов в самую тику. Только я вышел на свет божий, как

запищал и украсился сообщением о гостях мой электронный шпион. Пришлось снова

спускаться в трансформаторную будку и выгружать большой черный пистолет. Гости

могли испугаться.

Ухватив метлу как копье, я встал в позу Ильи Муромца и поднял шуйцу козырьком.

По направлению к объекту пылил военный “КрАЗ”. В душу закралось ожидание грядущих

неприятностей. Я пожалел, что выгрузив “Стечкина”, не взял снайперку.

“КрАЗ” тормознул, громко зашипев сжатым воздухом и почти скрывшись в клубах

пыли, хлопнула дверца, и из пылевого облака выкатился незнакомый мне прапор-колобок.

-Привет, служба! А Петрович где? – радостно заорал прапор.

“Прикидывается, гад… Сейчас выхватит базуку и начнет стрелять…” – подумалось

мне. Я тоскливо повел глазом, прикидывая, куда мне придется прыгать от осколков…

-А нету Петровича, военный… В госпитале он. На обследовании.

-Что с ним случилось? – огорчился прапор.

-Да ничего с ним не случилось! Что с ним может случиться, с конём таким? –

искренне удивился я. – На плановом обследовании он. А тебе чего надобно-то, военный?

-Ты тут новичок, паря? Оно и видно… - прапор достал большой платок и вытер лоб.