Хозяйка

И, вообще, я хотела бы быть кем угодно, хоть увиденным, хоть выдуманным мною, и не потому, что бабушка говорит про других: «счастливые люди», а потому что хочу все, и, в первую очередь, то, чего нет.

Прогулка

Из дома можно уехать на лыжах, но это позже, когда голая чернильная унылость посветлеет от снега, и можно будет надеть ботинки, взять лыжи, пройти остановку до лесопарка, а там зацепить крепления и, неуверенно манипулируя лыжами и палками, заскользить в мягкую рыхлую тишину. Сейчас можно уехать туда на велосипеде — проделать сначала тот же путь по тротуару, объезжая людей и поребрики, доехать до леса и углубиться в него по дорожкам, засыпанным листьями, по возможности объезжая грязь, ямы и корни, слушать, как скрипят елки, нюхать, как пахнут листья, выезжая обратно, гадать об источнике приближающегося шума, думать, не поезд ли это, потом понять, что просто это шум города, которого не замечаешь, когда он вокруг.

Или поехать по вновь открытой дороге туда, где раньше были пустыри: переключив передачу, часто и быстро вращая педали, медленно въезжать на длинный и высокий путепровод, а потом, опасливо придерживая тормоза, со свистом нестись вниз, обозревая дали, марсианские виадуки и развязки строящейся кольцевой автодороги, копошащихся строителей в оранжевых куртках, сваи, краны, песок, синеву небес.

Или можно, наоборот, уехать вечером в центр: просто сесть на любую маршрутку, выйти на Невском и пойти куда глаза глядят, например, по каналу в Коломну, в тихие темные улицы, куда еще не вполне добрался капитализм, где люди спускаются в тапочках в подвальный магазинчик, из которого вдруг выскочит продавщица и с криком устремится в анфиладу дворов, отважно преследуя скрывшегося там не заплатившего за пиво мужика.

Можно по Фонтанке вернуться на Невский, заглядывая в окна совсем пустых и рядом — битком набитых кафе, гадать, в чем разница, думать, что культуру посещения кафе мы так и не переняли: собираем старшее поколение по-прежнему дома, хоть и не готовим больше, а просто покупаем в магазине торт и салаты; друзья же забегают, в основном, на работу, где за чаем без хлопот можно обо всем поговорить.

И, меряя ногами километры по уже темным, в огнях фонарей улицам, глядя на отремонтированные и не отремонтированные дома, на освещенные окна со стеклопакетами и без, гадая, какая за теми и за другими протекает чужая жизнь, мы словно утаптываем, упорядочиваем и свою: появляется способность, не перемывая разными словами одно и то же, высказывать какие-то другие утешительные мысли, скажем, о моментах гармонии, которые случаются так редко, только на самом стыке, на переходе, причем лишь на короткое время. Вот, например, жалуешься на перманентную занятость, когда прямо некогда вздохнуть, потому что действуешь по разным направлениям, как компьютерная многозадачная система, при этом думаешь, какое будет счастье, когда все это разгребешь, а, разгребешь, только успеешь обрадоваться, как уже раверзается бездна и пустота, и с радостью хватаешься за новые, слава Богу, пока еще накатывающие дела.

Или написание рассказа: думаешь-думаешь, ничего не придумываешь, есть вроде какие-то мысли, но чего-то не хватает, отлыниваешь, в оправдание себе берешься за другую работу, потом вдруг что-то еще увидела или услышала, и — вот оно, знаешь, поняла, теперь всего и дел, что записать, но опять оттягиваешь и ходишь кругами, а потом чувствуешь, что все — дальше откладывать некуда, и тут происходит по-разному- иногда, действительно, получается и радуешься, хотя сразу уже задаешься вопросом, а что дальше; а иногда все оказывается ложным, и тогда начинаются мучения: и это никак не закончить, и новое не начать, и, наконец, со скрежетом сдвинувшись каким-то образом с мертвой точки, не ощущаешь уже ничего, кроме усталости и пустоты.

Так и цветы цветут только раз в году, долго готовятся, потом выпускают красивую яркую стрелку, а через пару дней она уже пожухла, а еще через два дня ее, осыпавшуюся, безжалостно срезают, чтобы не мешала цветку отходить и набираться сил.

Да и то, если подумать, никто ведь и не питается концентратом, его кристаллы лишь растворяются в воде в пропорции семь или сколько-то к одному, и ничего не остается делать, как пить этот разбавленный компот.

Конечно, если накатит неудовлетворенность, всегда есть соблазн искусственно повысить концентрацию, во что-нибудь уверовать или подхватить витающие в воздухе идеи, но верится что-то все более и более с трудом, да и не слышно что-то вокруг завлекательных песен.

И, нагулявшись, мы спускаемся на Сенной в метро, где с эскалатора слышим, что внизу играют на флейте. И проходя мимо девушки, музицирующей в пустом вестибюле с серьезным лицом, я думаю: только бы инструмент нормально звучал, а все остальное — уже второстепенные вещи.

Ламповый усилитель