Они дурачились, как дети, хотя у самих уже была внучка. Рядом с этой удивительной женщиной Сулейман словно молодел, чувствовал себя действительно юным сердцем. Разве такое счастье можно купить или наколдовать?
Поцеловал Роксолану в голову еще раз, хотя она предпочла бы поцелуй иного рода…
– Скажи честно, ты меня приворожила?
Вскинула зеленые глаза:
– Да. Сердцем. С первого дня и навсегда. Ты мой и больше ничей.
– А ты?
– А я только твоя каждой стрункой своей души, тоже с первой минуты и до конца жизни. Моей жизни.
– Почему ты так сказала? – Брови Сулеймана чуть нахмурились уже не притворно, он почувствовал, что последние слова Хуррем сказаны не просто так, за ними что-то есть.
– Когда-то прорицатель предсказал мне многое из случившегося, в том числе и то, что моя жизнь короче вашей, Повелитель.
Сулейман не знал, что ответить, он не слишком жаловал прорицателей, помня о запрете заглядывать в будущее, но ругать Хуррем сейчас совсем не хотелось. И слушать о ее грехе бесед с прорицателем тоже. Нашел-таки выход:
– А почему ты зовешь меня Повелителем? Я же просил наедине называть только по имени.
– Да, Сулейман. – Роксолана понимала его мысли, чуть улыбнулась. – Прорицателя ко мне однажды привел кизляр-ага, это еще до рождения Джихангира.
– Что еще он сказал?
– Что Мехмеда нужно оберегать, иначе может случиться беда. А еще, что я стану единственной женщиной султана моей души…
Сулейман снова притворно озадаченно сдвинул брови:
– Надо же! И астрологи не всегда лгут. Но тут и прорицателем не нужно быть, все знают, что ты давным-давно моя единственная женщина.