Хозяйка Четырех Стихий

– Мать старела, как любая человеческая женщина. Отцу, видимо, захотелось чего-то посвежей. Впрочем, теперь это неважно. В отчаянии Пчела ударила Балеорна жезлом. И свойства Эрустима изменились. Балеорн полюбил Пчелу, теперь он любил только ее одну, беззаветно, самоотверженно. Как раб. Мать не вынесла этого и ушла. Через год отец покончил с собой – они ведь были Синергистами, Балеорн даже на расстоянии чувствовал, как мать страдает, и решил избавить ее от этого. Я, по решению круга Волшебников Фейре, отнес Эрустим Змею Горынычу и оставил на вечное хранение. Но Черное Пламя украл Эрустим, и тут выяснилось еще одно отвратительное свойство жезла. Мать любила нового владельца Эрустима так же беззаветно и страстно, как Балеорн любил ее. И полюбила бы любого, кому жезл попал бы в руки.

Лакгаэр выронил перо. Шенвэль помешал ложечкой раскисшее мороженое.

– Мать жила с Черным Пламенем, – сказал он. – Да ты видел ее много раз, Королева Без Имени присутствовала на всех официальных церемониях.

– Но ведь именно она настаивала на твоей казни, – почти прошептал старый эльф. – Если бы не Хифкрист...

– Теперь ты можешь себе представить всю силу чар, – сказал Шенвэль ровным голосом.

Лакгаэр полез под стол за пером. Когда он вынырнул обратно, Верховный маг Фейре продолжал:

– В воспитательном лагере я подал прошение – я хотел играть в лагерном оркестре. Без Музыки я бы погиб. В ауру того, кто владеет мертвой силой, все время просачивается Цин Подземного мира, и надо его как-то преобразовывать. Иначе каналы заполнятся мертвой силой целиком, что и означает физическую смерть.

– В мое время там не было оркестра, – заметил Лакгаэр. – Война все ж таки...

– Решения пришлось ждать месяца три, – сказал Шенвэль. – Жрецы Ящера знакомились с моим делом. Мое прошение было удовлетворено. Но когда я первый раз участвовал в репетиции, меня услышал проходивший мимо главный жрец Ящера, Дренадан. Он послушал немного, а потом схватил меня за руку и поволок в капище. Я понял, что мое исполнение не пришлось ему по вкусу. Но я сопротивлялся. Я ведь был приговорен к пожизненному заключению, а не к казни, а если он такой тонкий ценитель музыки, то ехал бы в Старгород-на-Нудае и слушал там выступления музыкантов из местной консерватории, в конце концов. Когда мы оказались в капище, я призвал Цин через Палец Судьбы и ударил Дренадана. Удар такой силы убил бы человека, но Дренадана так просто не возьмешь. И тогда он бросил нож, улыбнулся и сказал мне: «Наконец-то! Я так давно ждал тебя...». Дренадан оглядел меня с головы до ног и сказал: «Так вот ты какой. А ведь ты мог быть моим сыном». Я решил, что Дренадан – Разрушитель, один из любовников матери. Но все оказалось гораздо сложнее и вместе с тем проще...

Ровный голос Верховного мага Фейре звучал в покоях. Перо Лакгаэра летало над бумагой. «О Илуватар, – думал старый эльф. – Да, это все объясняет...».

* * *

Марфор увидел трех тритонов на парусе ладьи, приближавшейся к Круке. В лучах заката геральдические звери казались черными. «Аласситрон, что ли, вернулся», – лениво подумал Марфор. Эльфа прошиб холодный пот, когда он вспомнил, чей это герб. Марфор кубарем скатился обратно к заливу, спрыгнул в свою лодку. Эльф послал мощный магический импульс, от которого лодка закрутилась на месте, и Марфор сообразил, что не поднял якорь. Эльф торопливо намотал трос на руку и снова направил лодку вперед. На этот раз она послушалась чар. Лодка Марфора выскочила из-за острова прямо перед носом ладьи князя Рабинского. Гребцы едва успели положить лево на борт, чтобы избежать столкновения. Эльф увидел мужчину в камзоле зеленого бархата и длинной фиолетовой мантии с горностаевым воротом, и узнал князя Ивана.

– Руки вверх! – рявкнул Марфор на мандречи.

На лицах людей отразилось недоумение.

– Насколько я помню, этого не требуется по правилам дружественного визита, – сказал седой мужчина, стоявший рядом с князем.

Марфор вспомнил, что видел его в госпитале в ночь разрушения замка. Кажется, Поджер называл старика Владиславом. Марфор почувствовал, что краснеет, и порадовался, что из-за повязки на лице гости не видят его смущения. Владислав оказался не только хирургом, но и приближенным князя, хорошо знавшим дипломатические обычаи – мандречены и правда не должны были поднимать рук. Эльф все перепутал от неожиданности и выпалил первую фразу, которая пришла ему на язык. Марфор увидел в глазах людей свое отражение – свирепый эльф с бандитской полумаской на лице – и с трудом удержался от нервного смеха.

– Марфор, дежурный водного патруля, – сказал эльф гораздо дружелюбнее. – Попрошу ваши документы. Визу и разрешение, а также паспорта.

– Наш визит не согласован с эльфийской стороной, – сказал Владислав.

– Тогда покиньте наши воды немедленно, – преодолев удивление, потребовал Марфор.

– Мы хотели бы встретиться с вашим старейшиной, – произнес Иван. – Может быть, вы с ним свяжетесь и сообщите о нас?