Женщине было за сорок. Она покачивалась в дверном проеме, с трудом балансируя на костылях в узеньком хрущевском коридорчике. Черное платье, страшно диссонировавшее с загипсованной ногой, растаяло на фоне темных драпировок, и казалось, что над гипсом в комнату вплывает бледный лик полной луны.
Я ждала ее за покрытым меховым покрывалом столом, с выстроенными по краям шахматами. Агаша суетилась, провожая, запирая, объявляя цену, убирая деньги, пристраивая костыли. Я молчала. Дама вытянула загипсованную ногу и сказала: «В этом году я третий раз в гипсе. А сейчас только июль».
Действительно, июль не давал о себе забыть. Под новенькой бархатной мантией, сменившей карнавальную накидку, я обливалась потом, из-под парика сползали жаркие капли. Агаша так и не нашла черного шелка, чтоб хоть как-то облегчить мне два приемных часа. Лопни, но держи фасон! Приходится соответствовать образу. Ибо когда я даю те же советы в своем кабинете школьного психолога, мало кто послушно выполняет мои рекомендации. А за 5 недель в роли Хозяйки Дары ни один посетитель не скривил губу, мол, болтаете тут глупости. Всего один раз я дала объявление, а тетрадка для записи заполнена до конца августа. Не иначе действует сарафанное радио – так что можно не сомневаться, что работа моя достаточно эффективна. Круг богатых людей достаточно узок, а я беру так дорого, что посетить Хозяйку Дару могут только по-настоящему состоятельные или полностью отчаявшиеся люди. Сегодня Агаша взяла с дамы ровно столько, сколько нам недоставало для того, чтобы уже завтра я смогла снять себе настоящий офис или купить что-нибудь под реконструкцию.
По крайней мере с верной помощницей мне посчастливилось. Еще месяц назад Агафья Даниловна была нищей школьной уборщицей, прозрачной от недоедания – все ее накопления сгинули в сберкассе, и она заново прятала копейки «на гроб». После первого же «коммерческого» сеанса, осознав, что все у меня получится, я уговорила ее пойти ко мне «на хозяйство».
Я внимательно смотрела на женщину. Яркая особа. Несмотря на «костяную ногу», отнюдь не выглядит жалкой. Да и гипс у нее, надо сказать, нарядный. Не бинтами, а батистом обернут, перевязан золоченым шнурочком. Три раза за полгода, вот как.
– Как к вам обращаться?
– Меня зовут Инга Филипповна.
– Часто у вас травмы?
– Потому и пришла. За два года пятый раз, и все на левую ногу. Лучше бы ребра ломала, хоть работать бы могла. Убытки – ужас.
Мы помолчали. Затем я сказала:
– Выберите из этих фигурок себя и вашу левую ногу.
Инга протянула тонкую руку, повертела одну фигурку, другую и поставила в середину стола белого ферзя в изысканной тунике: – Это я. Затем придирчиво перебрала все восемь белых пешек и придвинула к левому бочку королевы малютку с милой улыбкой. Ребенком я часто с ней играла – у всех были пупсики, а у меня пешка.
– Это моя левая нога.
– Прикоснитесь к фигурке, которая изображает вас. Молчите. Просто смотрите на них, – сказала я и положила руку на ее запястье.
Воцарилась тишина. По моей руке поползла капля пота. Духотища жуткая: окна закрыты и наглухо завешены черными портьерами, такими же, как драпировки на стенах, а в комнате горит одновременно семь свечей. Электрические лампы слишком бы диссонировали с образом Корректора системных переплетений, а окна приходится закрывать, чтоб ни одна любопытная старушка не могла бы подслушать, о чем пойдет речь. Посетители об этом могут не знать, но врачебную тайну я уважаю.
Дыхание женщины изменилось, и мое внимание обрушилось за стол.
– Положите эту пешку горизонтально. Коснитесь ее. Что вы чувствуете?
– У меня страшно сжимает голову, и глаза, глаза сейчас как будто вылезут из орбит!
Под ее кожей как будто билась тысяча пчел.
– Что приходит вам? Какой образ? Какое слово?
– Мои мертвые дети, – потерянно вымолвила она.
– Аборты?
– Семь абортов и выкидыш.
Я выложила рядом семь белых пешек.
– Дышите.
На глазах появились слезы.
– Плачьте. Громко.
Она завыла, как волчица с перебитой спиной, у которой убивают щенков.
Через несколько минут я протянула ей полотенце. Крик перешел в тихий плач.
– Скажите «Я беру вас обратно».
– Я беру вас обратно.
– Скажите: «Я так горюю о вас».
– Я так горюю о вас.
– «Я всегда буду помнить вас».
– Я всегда буду помнить вас.
– Накройте их руками.
Она почти легла на черный мех, нежно касаясь каждой фигурки.
– Когда почувствуете, что достаточно, отпустите их.