В то лето королевская поездка по стране оказалась отнюдь не увеселительной. Обычно с ней были связаны различные развлечения и радостные встречи с жителями и духовенством тех или иных городов. Однако сейчас, в самое лучшее время года, наши посещения городов Западной Англии были окрашены в чрезвычайно мрачные тона. Нас, разумеется, шумно приветствовали, но знали при этом, что король явился вершить суд и вскоре многих призовет в ратушу на допрос. Достаточно было одного слова для обвинения человека в предательстве; даже обычная потасовка в пивной воспринималась как мятеж. Под грузом столь тяжких обвинений, оказавшись на скамье подсудимых и под давлением суда, человек начинал называть своих «сообщников», и завивалась жестокая спираль злобы, сплетен и нареканий. Наконец мы заехали в самое сердце владений герцога Ричарда Йоркского — дикий и прекрасный край, раскинувшийся на пути в Уэльс, — и подвергли допросу его вассалов и арендаторов. Королева торжествовала; ей доставляло удовольствие, что герцогу брошен столь дерзкий вызов. Эдмунд Бофор ликовал: ведь Йорк обвинил его в предательстве, но теперь суд вершили над вассалами и арендаторами самого Йорка, обвиняя их в том же самом.
— Он будет вне себя! — говорил он королеве, и они дружно смеялись, точно дети, которые стучат палками по клетке циркового медведя, заставляя зверя рычать на них. — Я тут нашел одного старого крестьянина, и тот утверждает, будто сам слышал, как герцог соглашался: да, Кейд действительно выразил тайные мысли большинства людей. А это настоящее предательство. Кроме того, я знаю одного владельца пивной, который был свидетелем, как Эдуард Марч, сын и наследник Йорка, твердил, что наш король попросту глуп. Я заставлю этого мальчишку явиться в суд, и пусть король послушает, как родной сын герцога Йоркского порочит его, нашего правителя Англии.
— Я потребую, чтобы король ни в коем случае не останавливался в замке Ладлоу, родовом гнезде Йорков, — подхватила королева. — Я первая откажусь туда ехать. Это будет отменная пощечина герцогине Сесилии. Вы ведь меня поддержите?
Эдмунд Бофор кивнул.
— Мы можем поселиться у братьев кармелитов, — предложил он. — Король всегда любил останавливаться в монастырях.
Маргарита засмеялась, откинув назад голову. Кружевная накидка, украшавшая высокий головной убор, коснулась ее разрумянившейся щеки. Глаза ее сияли.
— Да, Генрих действительно очень любит монастыри, — согласилась она.
— Надеюсь, у этих кармелитов хороший хор, — сказал герцог. — Я так люблю церковное пение. Могу хоть целый день его слушать.
Шутка возымела свое действие: Маргарита даже слегка взвизгнула от хохота и шлепнула его по руке.
— Довольно, довольно!
Я выждала, когда Бофор уйдет — хотя можно было не сомневаться: он готов пробыть у королевы сколь угодно долго, но король послал за ним кого-то из слуг, и он удалился, поцеловав Маргарите руку и низко ей поклонившись.
— Я еще увижу вас за обедом, — шепнул он ей, хотя все мы, собственно, должны были увидеться за обедом.
Мне же он на прощание подмигнул и улыбнулся так, словно мы были с ним близкими друзьями.
Когда он все-таки ушел, я села рядом с королевой и огляделась, желая убедиться, что рядом нет никого из ее фрейлин, которые вечно нас подслушивали. В данный момент мы находились в Киддерминстере и остановились в замке Колдуэлл, а там даже самые лучшие комнаты были невелики, так что половину своих фрейлин королева отправила шить на галерею.
— Ваша милость, — осторожно начала я, — я понимаю, что герцог — мужчина весьма привлекательный, да и собеседник приятный, и все же вам бы следовало быть осмотрительней; не нужно, чтобы остальные заметили, как вы наслаждаетесь его обществом.
Она искоса взглянула на меня, и глаза ее торжествующе блеснули.
— Так, по-вашему, он обращает на меня слишком много внимания?
— Да, мне так кажется.
— Я все-таки королева, — заметила она, — я молода, и это естественно, что мужчины жаждут моего внимания и надеются, что я улыбнусь каждому из них.
— Ему даже надеяться на это не нужно, — решила я действовать напрямик. — Он и так получает сколько угодно ваших улыбок.
— А вы разве не улыбались сэру Ричарду? — резким тоном произнесла она. — Еще в доме вашего первого супруга, когда сэр Ричард был всего лишь его оруженосцем?
— Вы же знаете, что улыбалась, — ответила я. — Но я начала ему улыбаться, когда уже овдовела. И хотя я была вдовой герцога королевской крови, но все же не замужней женщиной. И не королевой.
Она так резко вскочила, что я подумала: она смертельно обижена. Но она схватила меня за руку и потянула за собой в спальню, потом закрыла за нами дверь и даже подперла ее спиной, чтобы уж точно никто не смог туда войти.