Хозяйка Дома Риверсов

— Я провожу вас в ее покои, — вызвалась леди Грей. — Я выделила ей для родов лучшую спальню в доме. Я не пожалела ни трудов, ни расходов — ведь это все-таки мой первый внук.

И действительно, дом был большим и красивым. Три комнаты, отведенные Элизабет, смотрели окнами на восток, на Тауэр-хилл, и на юг, где высилась старая часовня. Все ставни, разумеется, были закрыты, но в щели пробивались лучи осеннего солнца. В комнате было тепло, в камине горела приличная охапка крупных поленьев, да и обставлены комнаты были хорошо: большая кровать для ночного отдыха Элизабет и маленькая кушетка — для дневного, кресла и скамьи вдоль стен для ее компаньонок. Когда я вошла, моя дочь как раз лежала на своей «дневной» кроватке; она приподнялась и потянулась ко мне, и я сразу узнала в ней ту маленькую девочку, своего первенца, свою любимицу. И все же нельзя было не заметить, что теперь она стала взрослой, прекрасной женщиной, хоть и казалась на последних неделях беременности широкой, как потолочная балка. Когда я попыталась обнять ее, она со смехом закричала: «Да знаю я, знаю, что стала ужасно толстой!» — и сама бросилась мне на шею. Я нежно поцеловала ее, стараясь не повредить ребенку, зажатому между нашими телами.

— Только не говори мне, мама, что у меня будет двойня! — воскликнула Элизабет.

— А я считаю, что непременно родится девочка, — вмешалась леди Грей, входя в комнату следом за мной. — Взгляните, какой у нее низкий и широкий живот.

Я не стала ее поправлять; у нас, конечно же, будет время, чтобы выяснить, кто там — мальчик или девочка. Я долго держала пополневшее тело дочери в объятиях, потом взяла в ладони ее прелестное лицо со словами:

— Ты стала еще милей.

И это была чистая правда. Лицо Элизабет округлилось, а золотистые волосы немного потемнели после проведенного на свежем воздухе лета, но тонкая красота ее черт, точеный нос и брови, изящная линия губ — все это было столь же прекрасно, как и в девичестве.

Она слегка надула губки.

— Это только тебе так кажется, мама. Я уже в дверь не пролажу! И Джон еще три месяца назад покинул мою постель, потому что, стоит мне лечь, ребенок начинает так толкаться, что я всю ночь ворочаюсь и не даю спать ни себе, ни мужу.

— Ничего, это скоро кончится, — успокоила я. — И это хорошо, что у него крепкие ножки. — Я снова подвела Элизабет к кушетке и помогла ей лечь. — Отдыхай. Через несколько дней, когда он родится, дел у тебя будет более чем достаточно.

— Вы думаете — дней? — спросила леди Грей.

— Ну, это пока еще не точно, — ответила я, посмотрев на дочь. — К тому же первый ребенок часто не спешит появляться на свет.

Наконец леди Грей оставила нас, пообещав к вечеру прислать хороший обед. Элизабет выждала, когда за нею закроется дверь, и обратилась ко мне:

— Ты сказала «у него крепкие ножки», и «он появится на свет». Это мальчик?

— Правда? — улыбнулась я. — Я так сказала? А сама ты что думаешь?

— Я погадала с помощью обручального кольца, — оживилась она. — Тебе интересно, что оно показало?

— Дай-ка, я сама попробую угадать, — прервала я ее, волнуясь, как девчонка. — Но с помощью моего обручального кольца.

Я сняла с пальца кольцо, а с шеи — тонкую золотую цепочку. Кольцо я надела на цепочку, сама себе удивляясь: неужели Господь благословит меня на то, чтобы я выясняла, кто родится у моей дочери? Я подержала кольцо, подвешенное на цепочке, над животом Элизабет, выжидая, когда оно повиснет неподвижно, а потом начнет вращаться.

— По часовой стрелке — мальчик, против — девочка, — пояснила я.

Кольцо само начало двигаться — сначала медленно, словно под воздействием ветерка, а затем все более заметно и все время по кругу, по часовой стрелке.

— Мальчик! — Я поймала кольцо и надела его на палец. — А у тебя что получилось?

— У меня тоже мальчик, — кивнула Элизабет. — Мама, а у тебя кто должен родиться?

— И у меня мальчик, кажется, — с гордостью сообщила я. — Ах, какая у нас получается семья! Клянусь, наши дети просто герцогами должны стать! Как ты назовешь его?

— Хотела Томасом.

— Фома, оставшийся в живых! — вырвалось у меня.[62]

— Почему ты так назвала его? — тут же с любопытством осведомилась она. — Ему предстоит многое испытать и остаться в живых?

Я смотрела в ее прекрасное лицо, и на мгновение мне показалось, что я вижу ее сквозь окно-витраж полутемного зала какого-то замка и через много-много лет.

— Не знаю, — пожала я плечами. — Мне просто кажется, что у него будет долгий-долгий жизненный путь; на его долю выпадет немало опасностей, но он уцелеет.

— И когда же он появится на свет? — нетерпеливо спросила моя дочь.

— В четверг, разумеется, — улыбнулась я. — Ведь недаром говорят: «Тому, кто родится в четверг, суждена долгая дорога».

Она тут же сменила тему:

— А я когда родилась?

— В понедельник. «Дитя, родившееся в понедельник, лицом красиво».

Элизабет рассмеялась.

— Ох, матушка, да я же на тыкву похожа!

— Похожа, — подтвердила я. — Но это только до четверга.