Хозяйка Дома Риверсов

Королева находила пребывание в родильных покоях чрезвычайно утомительным, и все это усугубляли ежедневные сообщения из Виндзорского замка, куда все-таки перевезли короля. Доктора мучили его, пробуя то одно средство, то другое. В отчетах, которые они присылали нам, говорилось, что Генриха то «осушают от холодных жидкостей», то нагревают ему жизненно важные части тела, и я догадывалась, что под этим подразумеваются кровопускания и прижигания, которые ему делают, пока он лежит, безмолвный, точно распятый Христос, и ждет возможности снова воскреснуть. Теперь я спала в покоях королевы на узенькой раскладной кроватке; порой ночью я вставала, подходила к окну, занавешенному плотным гобеленом, отворачивала уголок и смотрела на луну, большую теплую луну урожая, которая висела так низко над землей, что мне была видна на ее лице каждая морщинка и оспинка. И я взывала к луне: «Неужели это все-таки я заколдовала короля? Неужели это я невольно пожелала ему зла, когда с испугу запретила ему смотреть и видеть? Неужели это я стала причиной того, что он словно оглох и ослеп? Может ли быть такое? Могу ли я обладать подобным могуществом? И если могу, то нельзя ли мне взять свои слова назад и восстановить его здоровье?»

Я чувствовала себя очень одинокой, но обуревавшими меня тревогами и переживаниями я, разумеется, никак не могла поделиться с королевой — у нее хватало и своей вины, и своих страхов. И Ричарду я не осмеливалась написать о происходящем; подобных мыслей не должно было быть даже у меня в голове, и уж тем более я не имела права выплескивать их на бумагу. Я страшно устала и измучилась от постоянного пребывания в полутемных родильных покоях; мне казалось, что я угодила в ловушку. Роды у королевы все никак не начинались, и это уже всех беспокоило. Осень 1453 года должна была стать самой счастливой в ее жизни: наконец-то у нее должен был родиться желанный ребенок; но вместо радости мы испытывали только страх — и за ее мужа, короля, и за ее будущего ребенка. А кое-кто из придворных дам уже пустил слушок, что и ребенок у королевской четы тоже родится спящим.

Наслушавшись подобных сплетен, я спускалась к реке и долго сидела на пирсе, глядя на закатное солнце и медленно текущие воды, державшие путь к морю, и про себя обращаясь к своей прародительнице Мелюзине: «Если я когда-либо сказала хоть слово, связанное с моим желанием, чтобы король не видел того, что творится у него под носом, то теперь я беру это слово назад; я отказываюсь от всех своих прежних мыслей и всем сердцем желаю одного — чтобы королева родила здорового ребенка и чтобы этот ребенок жил долго и счастливо». Затем я медленно брела во дворец, не зная, услышала ли река — или сама Мелюзина? — мои мольбы и может ли помочь мне. Я не была уверена также, что и далекая луна способна понять, какой одинокой может ощущать себя обыкновенная смертная женщина, когда ее муж так далеко от нее и подвергается столь страшной опасности.

И вот однажды вечером я вернулась во дворец и услышала приглушенное гудение голосов, увидела, что повсюду царит необычная суета, а одна из служанок шепнула мне на бегу: «У нее воды отошли!» — и полетела дальше с ворохом чистых простыней.

Я поспешила в спальню королевы. Повитухи были уже там. Няньки готовили колыбель, застилая ее чистыми простынками и мягчайшими одеяльцами, а старшая горничная грела особый, «родильный» эль. Сама королева стояла в изножии своей роскошной постели, согнувшись и держась руками за столбик балдахина; ее бледное лицо было покрыто потом, нижняя губа крепко закушена. Я направилась прямиком к ней и произнесла:

— Боль пройдет. Время от времени она, правда, будет возвращаться, а потом снова утихать. Вам нужно набраться мужества, Маргарет.

— Я не боюсь! — гневно вскричала она. — Никто никогда не посмел бы заявить, что я чего-то боюсь!

Она явно была раздражена, как и многие роженицы. Влажной салфеткой, смоченной в лавандовой воде, я ласково и нежно обтерла ей лицо, и она с облегчением вздохнула. Боль на какое-то время отступила, но вскоре схватки начались снова, и Маргарита опять вцепилась в столбик кровати. Потом схватки надолго прошли, и я с тревогой посмотрела на повитуху.

— Еще не время, — разумно заметила она. — Пусть она немного передохнет, а мы пока присядем да выпьем кувшинчик эля.

Но положенное время все не наступало, перерывы между схватками затягивались, и в итоге мучения продолжались всю ночь. Зато на следующий день — это как раз был день святого Эдуарда — королева родила мальчика. Наконец-то у Ланкастеров появился драгоценный наследник! Теперь безопасность и законное наследование английского трона были обеспечены.