Хозяйка дома у озера

– Так! – она покачнулась на высоких каблуках. – Сперва сбегаешь из города, никому не сказав, куда и зачем. Потом не берешь трубку, а теперь и вовсе кричишь, требуя оставить в покое. Ты знаешь, что теперь все говорят?

– Нет. И не хочу.

– Они говорят, что раз сбежал, значит виновен! А каково приходится мне, ты не подумал.

Не знаю, что такого она сказала. Но Матвей вдруг схватил ее за руку и, прижав к стене, ласково спросил:

– Ну, давай расскажи, каково приходится тебе?

– Ты… ты опять пил? – спросила девушка, разом растеряв весь апломб. Один из каблуков застрял между половицами, и она дернула ногой, чтобы освободиться.

Анастасия продолжала рассматривать гостью и пыталась представить, что было бы, надень она такую короткую юбку? Наверняка, ее бы в ней и похоронили, папенька был скор на расправу. Да у нее сорочка, что для первой брачной ночи приготовлена, и та длиннее, а сие неглиже нянька считала верхом неприличия, потому что там икры видно.

Господи, какие худые у этой Аллы ноги, словно цыплячьи. Их кухарка бы залилась слезами от жалости. Настя только раз видела ноги худее, у женщины, что гостила с мужем в доме у озера целое лето. Они не ели мяса. Совсем. Настя так удивилась, что решила подождать пока они помрут сами, без ее помощи. А они взяли не померли. Правда, к концу лета от одного вида проращенных семян и очередного пучка зелени даже ее неживую начало немного подташнивать.

– Как ты узнала, где я? – в свою очередь спросил Матвей у девушки.

– Это неважно. – Она оттолкнула его руку. – Сидишь в этой дыре нажираешься, как свинья!

«А вот это она зря», – подумала Настя.

Когда папенька был вот в таком препоганом настроении, то есть еще не пьян вдрызг, но уже нетрезв и переполнен собственной значимостью, гладить его против шерсти не рекомендовалось. Наоборот, надобно соглашаться со всем, чтобы он не сказал, все равно с утра не вспомнит, а еще лучше кивать для наглядности, да так сильно, чтобы зубы клацали от усердия.

– Смотреть противно!

А вот после таких слов в голову могла полететь и пепельница. Если не бутылка. Этой Алле тоже сейчас достанется. Видать девушка совсем из низов, раз никто не озаботился ее воспитанием.

– Так не смотри, – всего лишь рыкнул Матвей. – Возвращайся к отцу и отчитайся, что я жив, здоров, заливаю за воротник в штатном порядке.

– Откуда ты знаешь, что…

– Что тебя сюда отправил мой отец? – с нехорошей усмешкой спросил Матвей. – Оттуда, что только он знал, этот адрес. А если учесть, что вы двое до этого момента терпеть друг друга не могли… В лесу должно быть что-то сдохло, раз вы объединили усилия.

Настя повернулась к окну и, нахмурившись, посмотрела на кромку подступающего леса. Она очень надеялась, что это не новорожденный лосенок представился, и не беличье семейство, что нашло приют в большом дубе. С чего этот Матвей вообще взял, что в лесу кто-то умер?

– То есть, ты не вернешься? – Алла отступила на шаг. – Ты оставляешь меня одну расхлебывать всю эту кашу? – Матвей ничего не ответил. – Да пошел ты, понял, придурок!? – Она с возмущением стащила с пальца кольцо и швырнула в мужчину. Золотой ободок ударился в грудь, упал на пол и закатился под обувной комод. – Надеюсь, ты допьешься до зеленых чертей и подохнешь. Туда тебе и дорога! – Продолжая кричать, она почти выбежала на улицу, но на пороге обернулась. Наверное, надеясь, что Матвей все-таки последует за ней. И желательно на коленях. И желательно держа в руках то самое брошенное кольцо, умоляя блондинку принять его обратно.

И он ее не разочаровал. Сделал один неуверенный шаг, потом второй, во взгляде появилось что-то похожее на сожаление… Но Насте все это надоело. Нужно было срочно выяснить жив ли лосенок. Поэтому когда блондинка подняла руку, снова выставив свой палец с ярко-алым ногтем, Настя просто захлопнула дверь, как обычно, совершенно не прикасаясь к оной. Хозяйке дома нет нужды махать руками. Ее эти стены слушались и так.

С той стороны двери раздался полный боли крик:

– Ты мне ноготь сломал!

Мужчина, сперва смотревший на дверь с удивлением, развернулся, прижался к дубовой створке спиной, а потом съехал вниз, сев на пол. И почему-то глядя на него, на его грустно опущенную голову, Настя моментально забыла о лосенке. Захотелось сесть рядом, провести рукой по волосам мужчины.

– Урод! – выкрикнула на прощание блондинка, а потом раздался хруст гравия. Алла, выступив на бис, быстро удалялась.

И никакой он не урод. Настя внимательно посмотрела на мужчину. Да в очках, но эта непривычная массивная оправа ему даже шла. Темные слегка волнистые волосы, щетина, наверняка колючая и щекочущая кожу, усталые серые глаза, прямой нос и эта усталая складка у губ, которую так и хотелось стереть.

Что она могла бы ему сказать? Что нужно радоваться? Ведь с такими бедрами девчонка смогла бы родить ему от силы трех… Ой, ну ладно, пятерых детей. На седьмом бы точно померла.