Хозяйка музея

Черепаха не прячет в панцирьНи ручки, ни ножки, ни голову:Поняла, что уход в себя – не выход.Она встает на цыпочки,опираясь черными ноготкамиО мутноватую стенку аквариума,И вглядывается вперед, вверх —Откуда, откуда придет спасение?Ты когда-нибудь виделСтоящую на двух ногах черепаху?Она выглядит как любопытный ребенок,заглядывающий через забор.

Снаружи на нее смотритмногоглазая раскосая смерть.Она выбирает:«Какую, какую подать ей на ужин…Вот эту, что смотрит прямо в глаза,словно так и тянется быть сваренной?»Смерти тоже ведома жалость.«О, какая миленькая, пусть поживет.Дайте вон тех, сонных…»– Ква-а-а! – умоляет лягушкаиз соседнего аквариума.Она уже устала метаться и подпрыгивать.Какая бы ни была участь – все равно, пусть.

Это только в сказкеиз сметаны сбивается твердое маслои – прыг! – спаслась.– Ква-а-а!Пусть уж скорее.Черепаха ни на что не отвлекается,Все встает на крепкие ножки,чтобы еще раз заглянуть смерти в глаза,в которых, кажется, есть ответо выходе.

Чужой, немыслимый, пугающий, непостижимый мир приближался к Лене вплотную благодаря общению с сестрой, из-за ее цепкого взгляда и умения описать увиденное несколькими словами.

Потом письма перестали доходить. Что-то случилось с почтой. То ли марки сначала прельщали почтальонов, то ли вложенные в конверты открытки – письма пропадали. Поневоле пришлось осваивать непостижимое: Интернет. Начали переписку во Всемирной сети Свен-младший и Ритка, потом и Лене ничего не оставалось, как освоить удобное новшество. Зато письмами обменивались теперь почти каждый день. Лена, разумеется, писала прозой, детально, обстоятельно, ей было совсем не до поэзии и не до игр, Маня обязательно сбивалась на стихи, даже если собиралась поведать о чем-то обыденном.

Вот, например, описывала она однажды, как в Нью-Йорке после концерта в новом зале, к оформлению которого был причастен Свен-старший, устроили прием. Известнейшие мировые музыканты тихо общались о том о сем. Вдруг в негромкое звучание голосов ворвался настойчивый родной украинский говор. Помпезно одетая дама громко делилась чудесными свойствами крема одной очень известной и престижной марки. Казалось, она главная на этом празднике жизни. Выяснилось – работает гувернанткой у внуков знаменитого маэстро. Ну – какая есть… А впечатлила. Дальше Маня перешла на стихи:

Потолковали о красе,О сохранении ее остатков(вернее, консервации останков).– Есть крем, творящий чудеса,швейцарский,вбиваешь кончиками пальцевв очищенную кожу на ночь,а утром – просто перевоплощенье:себя не узнаешь…Учительница музыки в Нью-Йоркехвалилась дорогим приобретеньем:Полтыщи долларов отдать не жалко

за этот впечатляющий эффект!(Полтыщи – тут она загнула явно,я этот крем недавно покупалаза полтораста баксов в самолетекомпании «Люфтганза»,Проверить цену ничего не стоит,да разве кто-то станет проверять!)Сидят и впечатляются рассказом,как харьковская бедная училкатеперь совсем по-новому живетв демократическом свободном мире.(А мне тот крем ни капли не помог.)

С развалом родной страны ощутимо поменялся весь мир, довольно долго не отдававший себе в этом отчета. Как когда-то Маня, мечтавшая изменить ход собственного существования и отчаянно решившаяся покинуть отчий дом с первым встречным, потянулись в чужедальние края все, кто только мог.

Мелкие штрихи свершившихся перемен поначалу не особо и докучали.