Хозяйка музея

Тогда еще не в ходу было емкое понятие «козел», включающее в себя сразу три составляющие.

– Да брось ты, – не поверила тогда Маня.

И зря не поверила.

Потому что Лена все-таки всерьез решила разводиться. Пока не поздно, объяснила она. Чтобы успеть встретить настоящую любовь.

Маня уже не комментировала, но смотрела крайне скептически.

Много позже прочтет Лена Притчи царя Соломона и споткнется о фразу: «Мудрая жена устроит дом свой, а глупая разрушит его своими руками». Прочтет и поймет: это о ней. Слово в слово.

Долго держался Слава, долго уговаривал подумать, не спешить, пожалеть Риточку, родителей. Лена как оглохла. Знала только свое: «Мы друг другу не подходим. Нам надо расстаться».

В конце концов получилось все по желанию «глупой бабы». Развелись.

Славины старики-родители буквально рыдали, доверчиво винили во всем сына, оплакивали радость жизни своей – драгоценную ненаглядную внучечку и замечательную невестку-умницу. Он ни словом не обмолвился о причинах расставания с женой. Она тоже упорно молчала.

Потом все потихонечку улеглось, успокоилось. Риточка подолгу жила у папиных деда-бабы, много общалась с отцом.

Постепенно, медленно, мало-помалу стала до Лены доходить суть ее нынешнего ущербного положения, в которое она сама же себя добровольно и ввергла.

Она по собственному желанию стала «соломенной вдовой».

Она ведь больше не двадцатилетняя студентка-недотрога.

Она разведенная женщина с ребенком.

Одно дело – жена-капризница, которой потакает во всем терпеливый любящий муж. Это, пожалуй, состояние, близкое к девственности.

Другое дело – ничейная бабешка в вечном бесплодном по большей части поиске подходящего партнера. Она предприняла несколько попыток найти искомое: настоящую светлую большую любовь.

Даже через десяток лет вспоминать об этих эпизодах не хотелось. Все гадко, унизительно, недостойно, нечисто. Два года мытарств. Было даже, что попросила она однажды Славика вернуться. Ради Риточки.

– Нет, Лен, не думаю, что это целесообразно, – вежливо, но твердо отверг ее предложение бывший муж.

Он вскоре после их разговора женился, пошли дети один за одним, трое. Все мальчики. Любящая жена – видела Лена, что – да, на этот раз умная и любящая в Славике никаких недостатков не находила.

Славик расцвел, похорошел. Защитил диссертацию, хорошо пошел по служебной лестнице. Все у него теперь ладилось. И слава Богу!

На работе ладилось и у Лены. А в личной жизни… Надежды с каждым днем угасали.

Через несколько лет после развода случилась с ней длительная бессонница. Неделю не могла глаз сомкнуть ночью. Так горько осознала свое одиночество, всю его безысходность, что голова гудела как колокол. Однажды она встала среди ночи, натянула брюки, сапоги, накинула куртку и вышла на улицу. Прошла быстрым шагом две остановки метро, вернулась домой и свалилась спать, как подкошенная.

Так с тех пор и повелось: выходила ночами, вышагивала свои километры, возвращалась, падала в сон, как в обморок.

Однажды на улице услышала за собой шаги. Сердце екнуло, сразу поняла – не просто прохожий. За ней идет охота. Времени и возможности убежать и спрятаться, позвать на помощь уже не оставалось. Налетел на нее задыхающийся парень. Молодой, лет двадцати, отчаянно сильный. Приставил ей к шее какую-то железяку. Не нож, это она понимала. То ли штопор, то ли просто штырь металлический. Лена решила, что лучше пусть он ей горло проткнет, чем она покорится. Валялась в грязном черном снегу, сопротивлялась изо всех сил. И сил не оставалось совсем. Тогда-то и пришли на память молитвы:

– «Боже, милостив буди мне, грешной!..»

– «Святый Боже, Святый крепкий, Святый безсмертный, помилуй мя!..»

– «Отче наш! – кричала она беззвездному небу. – Иже еси на небесех! Да святится Имя Твое! Да приидет царствие Твое! Да будет воля Твоя яко на небеси и на земли!..»

Дыхание перехватывало, но сил прибавилось.

Внезапно парень отпустил ее и встал. Дернул ее за руку, помогая подняться. И ушел прочь.

Она стояла, не веря самой себе.

Спасена.

Или нет?

И – почему? Может быть, он попросту устал преодолевать ее сопротивление?

Или…

Ей даже страшно было думать, что помощь пришла свыше. Что молитва была услышана.

Потом она не могла вспомнить, как преодолела путь до дома. В прихожей глянула на себя в зеркало: совсем другой человек смотрел на нее. Грязное лицо, мокрые волосы, куртка изгвазданная – на выброс… Это все не то. Другой человек, с другими глазами… Не женщина. Полуживой, непонятный пока, новый человек.

Лена сумела уснуть. Но и во сне помнила о том, что с ней произошло. И что могло бы быть, если бы…

Утром она пошла в храм, не сомневаясь в том, кому обязана спасением. И там, в храме, она все про себя поняла. И про свою глупость, и про неблагодарность. И про путь женский… Если изгнала из дома доброго мужа, то дорога твоя – по грязи. И к грязи. Так она про себя понимала.

Того ночного страдания, той мольбы забыть она не смогла бы никогда. И знала – это-то и хорошо. И постановила для себя: грязи хватит. Одна – значит одна.