— Думаешь, я понимаю, зачем?! — зло ответил он. — Всю жизнь меня не оставляла мысль: зачем эта жестокость?! Видимо, кто-то из родителей или оба были слабыми магами. И пытались защитить меня, не отдавали, дрались. И этот негодяй не нашел ничего лучше, как просто убить их, решив этим все проблемы. Может, Светлые изначально так планировали. Ведь останься родители в живых — они бы поняли потом, кто именно стал новым Темным, могли попробовать присоединиться ко мне. Могли потребовать меня обратно. Возникли бы всяческие неудобства, — Баэр горько усмехнулся, — которых Светлые смогли избежать, просто убив их. Я… — он сглотнул, — узнал эту историю, когда мне было восемнадцать. Грасерия назначила этот возраст условным «совершеннолетием», когда мне было суждено узнать все. И слава Богу! Ведь узнай я раньше, могло не хватить выдержки, чтобы не отправиться убивать Светлых, мстить за родителей. Вообще Грас приложила все усилия, чтобы убедить меня, что путь, выбранный прежним Темным с его истинной Хозяйкой — тупиковый.
Я вздохнула, не удержалась и погладила его по руке. Баэр резко перекинул ладонь и снова обхватил мою кисть. То ли поддерживая, то ли ища поддержки. Горячо, цепко.
— И как прошло твое детство?
— Я уже говорил тебе — ничего особенного интересного не было. Если не считать уроков Темной магии, которые Грасерия проводила со мной с тех пор, как мне исполнилось где-то пять, оно мало отличалось от детства любого другого мальчишки, живущего на земле. Грас отчаянно боролась за выживание Тьмы, мое выживание, выживание Сада. Большую часть дня она проводила в Саду. И с момента, когда я стал в состоянии поднять ведро с навозом, я должен был помогать ей. Грас была со мной ласковой, заботливой, но и строгой. С трех лет она учила меня грамоте и прочим наукам — наша «девочка» куда образованнее, чем ты думаешь! — на этот раз Баэр рассмеялся. — С пяти лет, как я уже сказал — Темной магии. С того же возраста — боевым искусствам. Сама она ими не владела, но договорилась со Светлыми, и ей было позволено нанять учителя, не мага, просто хорошего бойца, который приезжал к нам три раза в неделю и гонял меня до седьмого пота. Неплохо для физического развития — если учесть, что в перерывах я с младых лет пахал на тяжелых мужских работах в Саду. Кстати, должен сказать, с тех пор я и ненавижу трудиться на земле! В общем, жизнь была насыщенная. А вот чего практически не было — так это общения со сверстниками.
— То есть ты вообще не играл с другими мальчишками? — удивилась и расстроилась я. Вообще-то это трагедия. Ребенку как воздух нужно общение с себе подобными.
Может, он такой странный как раз поэтому?
— Нет, конечно, общение было. Когда мне исполнилось десять, я обнаружил, что можно убежать в ближайшую деревню, пока Грасерия занята. Начал убегать, а там следил за парнишками своего возраста — пастухами. Потом осмелился выйти к ним, уж больно интересно было. Сперва они меня боялись, потому что понимали, откуда я прибежал. Затем — с опаской стали общаться. А потом мы стали друзьями. Я до сих пор вспоминаю, как их звали, как мы лазали по деревьям и играли в войну… Ганс, Брэй и Петко по прозвищу Дуля… Я всегда во всем выигрывал. Но они принимали это как данность. Не знаю, может, Грас как-то договорилась с ними или их родителями, чтобы они дружили со мной. Но… я бесконечно благодарен, что в моей жизни был этот опыт настоящей мужской дружбы… которая продлилась до самой их смерти. Когда меня особенно доставала моя первая жена, — Баэр усмехнулся, — я уходил к ним в деревню, мы пили золотистый эль и обсуждали… да все на свете! С тех пор… друзей у меня не было. Только лицемерие, которым одаривают меня на Светлых землях. И которым «одариваю» их я. Никто из людей не в состоянии дружить со зрелым Темным.
— Баэр… — с каждым его словом я все больше проникалась тем, как сложно быть единственным в мире Темным. — А как ты называл Грас в детстве? Неужели ты не понимал, что она твоя
— Понимаешь, — Баэр криво улыбнулся. — Когда я был совсем маленьким, рядом была только она, Борси и… мерзавец Барторий время от времени приезжал проконтролировать, как Грасерия меня воспитывает. Я видел очень мало живых существ. Грасерия хотела, чтоб я называл ее Грасерией — и это было для меня синонимом слова «мама». Она говорила мне, что я у нее приемный, что она просто мой воспитатель, а родители умерли. Но я еще не понимал, насколько это… не как у всех. Ведь мне не с чем было сравнивать. Это потом от друзей узнал, что дети называют своих матерей словом «мама», а отца — «отец» или даже «папа». Я попробовал называть Грас «мамой». Но она осадила меня, сказав, что она мне не мать, а лишь «как мать». И мне не следует звать ее так — в память о моей погибшей настоящей матери… В общем, ничего интересного, но порой достаточно «весело». А главное «веселье» началось, когда мне пришла пора жениться. В девятнадцать лет.
— В девятнадцать? Почему так рано? Неужели…