Хозяйка собственного поместья

Я разогнулась в очередной раз. Невесть откуда появившийся Мотя с размаху сиганул парню на грудь. Тот вздрогнул, будто от дефибриллятора. Не веря своим глазам, я коснулась шеи.

Пульс! Есть пульс! Парень заворочался, закашлялся. Кто-то из приятелей подхватил его под плечи, помогая сесть. Мотя нахально вцепился ему в рубаху, и парень механически обнял в кота, наглаживая его.

Я встала, заполошно оглядываясь.

Все шестеро тут. Выстроились цепочкой до колодца. Кто-то надрывно кашляет, потирая грудь, кто-то ошалело матерится, незадачливый сторож под моим взглядом сжался, кажется, не зная, как смыться, но остался на месте.

Петр вытащил из колодца ведро, передал Дуне, вот оно пошло по цепочке.

Петр вытаскивает следующее ведро, Марья спешит ко мне. Виктор? Последнее, что я успела заметить, — он вломился в избу…

Я вбежала в дверной проем, одновременно срывая с пояса и обвязывая вокруг лица платок. Виктор стоял посреди избы, с рук его, словно из снежной пушки, слетал вихрь снежинок, падал в пламя и тут же таял. Дым, смешанный с паром, заполнял избу, тянулся в окно. Вот поток снега иссяк, муж закашлялся, прикрывая рот и нос рукавом.

В солнечном сплетении свернулась сила, и я протянула руку, выпуская ее.

С пальцев соскочил голубой сверкающий шар.

Виктор, распрямившись, притиснул меня к стене, закрывая собой.

Громыхнуло. Зазвенели, осыпаясь, остатки стекол. Все стихло.

— Настенька! — отчаянно вскрикнула Марья.

— Жива! — крикнула я в ответ.

Кто-то протопал мимо нас, плеснуло, зашипело и завоняло гарью.

— А тушить-то нечего… — растерянно произнес голос сторожа.

— Взрывом пламя сбило, — ответил Виктор. — Скажи своим, отбой.

Я подняла голову, заглядывая в лицо Виктора.

— Вы целы?

Он кивнул. Я выдохнула, и с этим выдохом из меня словно испарились все кости. Подогнулись колени — наверное, если бы муж не обнимал меня, я бы сползла по стене, а так просто ткнулась лбом ему в плечо и замерла.

Он гладил меня по голове, как маленькую, и повторял:

— Все хорошо. Все закончилось. Все живы.

Я кивнула. Еще и еще раз.

— Хорошо, что не конь.

— Что, простите?

Меня начал разбирать истерический смех.

— Хорошо, что только горящая изба, а не конь в придачу.

— Анастасия, вы… вы не в себе. Пойдемте, я провожу вас в дом. Вам нужно успокоиться.

Усилием воли я скрутила нервный смех. Заглянула мужу в глаза.

— Ничего. Я уже успокоилась. Спасибо вам.

— Вы ранены? — встревожился он. Стянул платок с моего лица.

— А? — Я дотронулась до щеки, зашипела. На пальцах осталась кровь. — Наверное, царапнуло, когда стекла выбивала. Ничего. До свадьбы заживет.

Он неопределенно хмыкнул. До меня дошло, что я ляпнула, но, прежде чем я успела сообразить, что сказать, с улицы долетела возмущенная ругань Марьи.

— Я за вас, остолопов, перед барыней поручилась! Клялась, что нормальные вы парни! Староста за вас поручился! А вы? Напились…

— Бабка Марья, господом клянусь, одна косушка на всех!

Косушка — это триста миллилитров. Даже чистого спирта на шестерых крепких парней да после сытного ужина мало, чтобы свалить с ног. Вот усыпить после тяжелой работы могло — потому и не услышали, как кто-то вошел в дом, выкинул сколько-то угольев из печи, чтобы занялся пол. А потом подпер дверь.

Почему снаружи угол не подпалил? Наверное, чтобы не сразу сторожа заметили.

Повезло, что разгоралось медленно, видимо, в нетопленной за зиму избе доски отсырели. Потому и дверь заклинило, можно было и не подпирать.

— Не говори дядьке, он же нас убьет! Я барыне в ноги паду…

— А ведь могут и в самом деле убить, — задумчиво произнес Виктор.

— Вы серьезно?

— Не казнят осознанно, а побьют. Поучат, потому что всю общину под удар подставили, да так, что парни могут и не встать. — Он покачал головой. — С одной стороны, жаль остолопов, молодые поумнеют еще, но и спускать нельзя. Напились, за печкой недоглядели, чуть сами не погибли, а если бы дальше огонь перекинулся?

— Это не они.

— Анастасия, я понимаю, что вам тоже их жаль…

— Это не они, — повторила я. — Возможно, парни действительно выпили и из-за этого спали крепче обычного и проглядели пожар, но это вряд ли бы им помогло. Пожалуй, и сторожу повезло, что уснул. Не спал бы, двинули бы по голове, и поминай как звали.

Виктор нахмурился.

— Почему вы так уверены? Видели кого-то? И почему вы выскочили среди ночи на улицу?

— Меня кот разбудил. Он беспокоился. Я решила, что он стащил со стола что-то не то и просится на улицу. — Да простит мне Мотя явную клевету. — Когда подошла к двери, вспомнила, что не попросила парней посторожить. Еще вспомнила, как вы говорили, что, когда во дворе чужие, ставить защиту не станете…

— Я забыл про защиту вчера. Не следовало поддаваться эмоциям. Я возмещу ущерб, раз виноват.

Я вздохнула.

— Вы не виноваты. Это я вела себя как дура. Усталость — не оправдание.

В самом деле, вместо того чтобы себя накручивать, подошла бы, извинилась да попросила поставить охранные заклинания не только на мою комнату, но и на двор. Но задним умом все мы крепки, а вчера я от усталости и раздражения и вызверилась на ровном месте, и соображать перестала совершенно.