Хозяин

17 октября 1937 года Молотов обратился в Политбюро с просьбой об утверждении дополнительных капиталовложений для двух предприятий химической промышленности. Сталин поставил на письме резолюцию: «т. Чубарю. Кем составлена эта записка? Кто проверял цифры? Трудно голосовать за предложение т. Молотова»[1063]. Подобное обращение Сталина к Чубарю через голову Молотова (который, судя по протоколам Политбюро, находился в это время в Москве) представляло собой демонстративное нарушение существующей субординации, выпад против Молотова. Чубарь, заместитель председателя СНК и нарком финансов, был подчиненным Молотова, и то, что письмо в Политбюро было подписано Молотовым, означало, что на уровне Совнаркома вопрос согласован. Несмотря на это очевидное обстоятельство, Сталин вновь повторил свой маневр через несколько дней. 20 октября 1937 года Молотов обратился в Политбюро с просьбой утвердить выделение из резервного фонда СНК 40 млн руб. на пополнение оборотных средств торгов системы Наркомата внутренней торговли, а Сталин вновь поставил на письме резолюцию: «А как думает на этот счет т. Чубарь?»

[1064]. И в том, и в другом случае решение в конце концов было принято. Это означало, что Сталин не выступал против самих постановлений, а скорее устраивал некие политические демонстрации. Примеры сталинских атак на Молотова по поводу решений Совнаркома можно продолжать[1065]

. Они не были столь резкими и политизированными, как атаки Сталина на Рыкова в 1929–1930 гг., но явно свидетельствовали о недовольстве Сталина Молотовым как председателем правительства.

В достаточно унизительное положение был поставлен Молотов во время работы XVIII съезда ВКП(б). 14 марта 1939 г. он выступил на съезде с традиционным для председателя СНК докладом об очередном (третьем) пятилетнем плане развития народного хозяйства СССР. По содержанию доклад не представлял собой ничего особенного, и его основные положения были заранее согласованы и одобрены Политбюро. Однако уже на следующий день, 15 марта, Политбюро, несомненно по инициативе Сталина (на подлиннике постановления сохранилась сталинская правка), приняло постановление «О докладе т. Молотова на XVIII съезде ВКП(б) о третьей пятилетке». В нем говорилось: «1) Признать неправильным, что т. Молотов в своем докладе […] не остановился на итогах дискуссии и на анализе основных поправок и дополнений к тезисам. 2) Предложить т. Молотову исправить это положение»[1066]. Выполняя это решение Политбюро, Молотов в заключительном слове 17 марта изложил основное содержание предсъездовской «дискуссии», признав при этом (естественно, без ссылок на постановление Политбюро от 15 марта), что исправляет упущение, сделанное в докладе

[1067].

В общем, ничего необычного в требовании дополнить доклад материалами предсъездовского обсуждения не было. Необычной была формула этого требования: демонстративное решение Политбюро, официальная констатация ошибки Молотова. Все это разительным образом отличалось от аналогичных ситуаций, возникавших в 1920-х гг. и в первой половине 1930-х годов. 7 ноября 1926 г., например, Сталин так писал Молотову по поводу публикации их выступлений на XV конференции: «Я теперь только понял всю неловкость того, что я не показал никому свой доклад […] Я и так чувствую себя неловко после позавчерашних споров. А теперь ты хочешь меня убить своей скромностью, вновь настаивая на просмотре речи (выступления Молотова. — О. X.). Нет уж лучше воздержусь. Печатай в том виде, в каком ты считаешь нужным»[1068]

. Сохранившиеся письма показывают, что, по крайней мере, вплоть до 1936 г. Сталин демонстративно одобрял качество публичных выступлений Молотова. «Сегодня я читал международную часть. Вышло хорошо», — писал он в январе 1933 г. по поводу предстоящего доклада Молотова на сессии ЦИК СССР[1069]. «Просмотрел. Вышло неплохо», — так оценил Сталин предварительный текст доклада Молотова о советской конституции в феврале 1936 г.[1070] Если у Сталина и возникали в этот период какие-либо замечания, то он высказывал их Молотову приватно. «Глава о “принудительном” труде неполна, недостаточна. Замечания и поправки смотри в тексте», — писал Сталин Молотову по поводу проекта доклада последнего на съезде Советов СССР в марте 1931 г.[1071]