Хозяин

Уже в начале 1932 г., в период подготовки к весенним работам, было ясно, что эта политика продразверстки требует немедленных изменений. Настроения ограбленных, голодавших или ожидавших голода крестьян были тяжелыми, они отказывались работать в колхозах. Хотя мы все еще не располагаем полным комплексом документов об информации и предложениях, поступавших по этому вопросу в Москву, отдельные факты свидетельствуют о том, что идеи нового нэпа все чаще возникали в головах советских функционеров. Так, в январе 1932 г. Я. Э. Рудзутак в записке Сталину предлагал доводить хлебозаготовительные планы в начале хозяйственного года, «чтобы колхоз имел возможность планировать продажу на рынке части продукции после выполнения государственного задания»[276]. Это было разумное предложение, в конце концов принятое год спустя, после того как голод унес много миллионов жизней. Однако в 1932 г. оно было проигнорировано. Безразличной была реакция Москвы на инициативу украинского секретаря С. В. Косиора от 15 марта 1932 г.: «Объявить от имени союзных организаций о порядке хлебозаготовок из будущего урожая, исходя из того, что чем большего урожая добьется колхоз и колхозник, тем больший фонд должен быть выделен и распределен на личное потребление»

[277] Сталин, конечно, понимал, что предложения Рудзутака, Косиора (и, возможно, другие подобные инициативы, которые обнаружатся по мере изучения архивов) были попыткой заставить центр следовать определенным правилам игры и стимулировать крестьян, по крайней мере, предсказуемостью государственных требований. Однако Сталин предпочитал не слышать такие предложения, что еще раз свидетельствовало о том, что он пока не намеревался менять принятый курс, оставляя за государством право брать в деревне столько хлеба, сколько понадобится для осуществления необоснованных индустриальных проектов.

В условиях, когда нужно было срочно действовать, чтобы хотя бы смягчить нараставший кризис, сталинское руководство фактически бездействовало. Слабо и нехотя Москва реагировала только на серьезное обострение обстановки. Помимо предоставления семенных ссуд, что являлось обычной практикой в период весеннего сева, особого внимания заслуживают несколько правительственных решений, принятых с конца апреля 1932 г. на фоне резкого нарастания социальной нестабильности (массовые голодные волнения в деревне и в городах), а также опасений за будущий урожай.

19 апреля 1932 г. в ответ на телеграмму председателя СНК Украины В. Я. Чубаря в Москве согласились выделить республике продовольственную помощь за счет государственных запасов, находившихся на территории республики (25 тыс. тонн), а также возвращения Украине 30 тыс. тонн пшеницы, предназначенной на экспорт[278]. В условиях нараставшего голода украинское руководство 23 апреля решилось направить Сталину новую тревожную телеграмму, в которой сообщалось о перебоях в снабжении Донбасса и других промышленных центров республики и содержалась просьба о дополнительной продовольственной помощи. О положении крестьянства в телеграмме не говорилось, поскольку украинские руководители знали, что к сообщениям о положении рабочих Москва будет более внимательной. Для того чтобы добиться результатов, вслед за телеграммой в Москву был командирован Чубарь

[279]. При личных встречах Чубарю, судя по всему, удалось убедить Сталина и других московских руководителей в тяжести положения Украины. В результате 29 апреля 1932 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение, которое предусматривало некоторые меры дополнительной помощи Украине и общее перераспределение продовольственных ресурсов. Для снабжения Украины из черноморских портов возвращались 15 тыс. тонн кукурузы и 2 тыс. тонн пшеницы, предназначенных для экспорта. На Дальнем Востоке (видимо, в Канаде[280]

) закупалось 3,5 млн пудов зерна для снабжения восточных регионов СССР. Соответственно, зерно, подлежащее вывозу в восточные районы из Центрально-Черноземной области (4 млн пудов) направлялось на Украину. Прекращался вывоз украинского хлеба в Закавказье, а для снабжения Закавказья использовалось зерно из 3 млн пудов, срочно закупленных в Персии[281]. В совокупности все это составляло важный шаг в верном направлении — сокращение экспорта сельскохозяйственных продуктов и закупок хотя бы некоторого количества зерна на мировых рынках. Вместе с тем этот шаг уже явно запаздывал. Например, закупленное на Дальнем Востоке и в Персии зерно, даже по официальным расчетам, должно было прибыть только в мае — июне, что на самом деле являлось оптимистическим планом.