Хозяин дубравы. Том 1. Желудь

Да, если бы тут располагалось поселение хотя бы семей на десять, ситуация резко ухудшилась. Но пока они жили, по сути, втроем. И им хватало легкодоступной еды для комплексного питания. Даже возникали мысли об ином.

— Как дикие звери живем, — в который раз сокрушался Вернидуб.

— Так плохо без пива? — с нотками колкости интересовался Неждан.

— Меду бы надобно насобирать. Поставим его. Дело выйдет даже лучше, чем пиво.

— По зиме же надо собирать.

— Отчего же?

— Вскрыл дупло. Дымком с трухляшки выгнал пчел на мороз. Они там быстро и померли. А ты спокойно забираешь мед.

— Почто их губить-то?

— А, мыслишь, они выживут, если им летом разорить дупло и забрать весь мед?

— Еще насобирают.

— Могут не успеть. Им же дупло новое искать после тебя. Ты же его раскурочишь. Вот и выходит — что так, что этак. Только зимой меньше покусают да помрут быстро. Нет, выжить, конечно, могут. Если повезет. Но скорее вся семья пчелиная погибнет.

— А ежели не весь мед брать? — задумчиво спросил Вернидуб.

— Так-то по уму и надо, лишь долю, — кивнул Неждан. — Но для этого им дупло нужно самим уже делать. Разборное. Улей зовется. И пчел в него переселять, чтобы растить там, как козлят али поросят.

— Разве же такое возможно?

— Вполне. Но потом. Сейчас не до того. Да и без доброго инструмента улья не сладить…

Их подобные разговоры шли непрерывно с того «лосиного дня».

Вернидуб рассказывал о том, как люди живут. Местами даже на распев озвучивал предания старины. Особенно о богах и героях. Ну и вообще, в комплексе формировал в голове у Неждана определенную картину мира. Чтобы он мог понимать все вокруг также, как местные. Причем расширено, на уровне ведунов.

И чем дальше, тем сильнее парень обалдевал.

При внешней схожести отдельных выводов получалось, что местные думали совсем иначе. С другими причинно-следственными цепочками. Так, например, у них любое дерево было больше чем просто дерево. Аналогично обстояли дела и с животными, и птицами, и рыбами, и явлениями природы, и… да буквально всем. Они жили в удивительно живом мире. Во всяком случае, парень не мог подобрать более точный эпитет для его описания. Ему казалось, что у них были живыми даже камни.

Как несложно догадаться, такой подход при видимой органичности накладывал массу ограничений. А уж как они рассуждали… песня! Вернидуб, когда что-то начинал объяснять, Неждан за голову хватался. Мысленно. Так-то вежливость соблюдал.

Сам же парень вещал о всяком технического и естественно-научного формата. Порой прямо сыпал такими деталями, как из рога изобилия. Иной раз это принимало карикатурные формы. Вроде лекции о внешней баллистике на пару часов, из которой Вернидуб понял только местоимения. Ну или как-то так. Но седой не перебивал. Слушал. Пытался спрашивать. И вот по этим вопросам Неждан и понимал степень восприятия… близкое к нулю…

Но такие шоу получались нечасто. Вернидуб после них выглядел как мешком прибитый. Вот парень и осторожничал, сосредоточившись на получении железа…

— Плывет кто-то. — произнес Неждан.

— Где?

— Вон, видишь? — указал он рукой.

— А… это гости торговые. Ромеи из Оливы али иные. Может, и из самой Таврии.

— Из Ольвии? — удивился Неждан. — А там разве ромеи?

— Давненько уже[4].

— А чего они тут забыли?

— Как что? После сбора урожая проходят по рекам да скупают излишки жита. Ну и прочего, что интересно им окажется.

— О как интересно… — покачал головой Неждан. — А роксоланы и языги знают о том?

— Без их ведома пороги бы они не прошли. С торга им платят на обратном пути. Вот и пускают. Да еще лошадей для волока держат, чтобы пороги обойти.

— Слушай. А наши бывали в той Ольвии?

— Бывали, — кивнул Вернидуб. — И я по юности бывал. Доли лучшей искал, да возвернулся.

— И насколько сильно отличались цены?

— В каком смысле?

— Вот корчага жита. Сколько они соли за нее дают тут и там. Али так же?

— Куда там! Так же. Там много больше. Они же сами почти ничего не садят. За ту же соль они тут возьмут три корчаги, — сказал он, показав пальцами, — а там — одну.

— А дань какая?

— Десятая часть[5] от того, что вырастили или сделали.

— Собирают сами роксоланы и языги?

— Нет, — покачал головой Вернидуб. — Али не видел?

— Сказывал же, что частью забыл былые дни.

— Эти, из Оливы, когда идут по осени с торгом, к ним садится один человек от роксоланов. И от нас кто. Вот и собирают. Поле-то не укрыть. Осматривают урожай. Если все выглядит честно, то берут каждую десятую корчагу. Иного же особо и не усмотреть. Так что только жито берут.

— И так каждый год?

— Ни одного не пропустили, — зло оскалился Вернидуб.

— А этим, из Ольвии чего с того?

— Так часть собранного урожая — им идет. Оттого и стараются. У них на таких лодках всегда глазастые сидят. И как пристанут — спрыгивают и идут нос совать в дела всякие.

— Борята сказал, что они пожалуются Сусагу на этот набег.

— Сусаг, мню, уже ведает.

— И с того будет толк? Или отмахнется?

— А отчего ему не быть, толку-то? Долго эти ходили. Долго. Мыслю, ждут их уже где на волоке.

— А полон?