Вялость переполняла. Ноги свои девушка давно не ощущала. Казалось, что тело начало жить непостижимой собственной жизнью. Отдельной от разума. А последний страдал. Боль в висках сдавливала. Рот казался липким, хотя влаги явно не доставало, и от этого язык словно распух. Но остановить своё собственное движение Инга уже не могла. Хотя сама толком уже не понимала куда и зачем спешила…
Словно пробел в памяти. Последнее воспоминание о дороге и велосипеде…
Какой велосипед?
Она же вышла из комнаты с секретарём в коридор. Вот и мальчик рядом. Так же держит её за руку…
Инга осмотрелась получше, хотя голова почему-то сильно болела. Мигрень мешала сосредоточиться, но глаза наконец-то дали понять, что они стояли в маленькой комнатке. Крошечной, словно та являлась расширением узкого коридора. Всего-то метров шесть-семь квадратных. При этом большую часть пространства занимал огромный костёр из неестественно медленно горящего картона. Как будто тот был не прессованной бумагой, а полноценными поленьями.
Мальчик, как и прежде, крепко держался за неё. Но он больше не был столь напуган. Это обстоятельство порадовало девушку, однако не настолько, чтобы полностью расслабиться. Ведь напротив них. Слева. Почти скрываясь в тлеющем пламени, находился мужчина.
Ингу вновь охватило чувство кого-то "своего". Кого-то, кого бояться не следовало. Однако она не расслабилась до конца, доверяя первоначальной настороженности.
Мужчина же бережно поправил листы картона, чтобы те догорали дотла, ничего после себя не оставляя. Ведомая неким инстинктом, Инга тоже поправила листок, но он съехал так, что стало видно женское тело под костром. На мгновение девушку охватил ступор. Лишь на краткий миг. Она суетливо возвратила лист на место, чтобы ребёнок ничего не заметил, и присмотрелась к незнакомцу внимательнее. Теперь она отчётливо видела, что им был тот же человек, что закрывал двери в музее.
Почему же мальчик держал за руку её, а не его?
Доверял ей больше?
Инга не сдвинулась с места, но взгляд свой больше от мужчины не отводила, ловя каждое его движение. И потому заметила, что он отрезал маленькие кусочки от человека под костром. Свежие надрезы не кровоточили. Алое мясо, словно на шампур, поочерёдно нанизывалось на длинный узкий четырёхгранный нож, изогнутый словно коготь, а затем вносилось в пламя. При этом плоть не поджаривалась, а чернела, как смуглел бы настоящий картон, и стремительно обращалась в золу, пепел и дым.
От трупа уже очень мало осталось. Видимо мужчина занимался своим делом долго. Да и её собственная усталая поза намекала о том же… Поэтому она пошевелилась. Ей также захотелось нарушить тишину. И сероволосый незнакомец, словно осознавая, что творилось у неё в голове, произнёс: