Ему нравились ее комплименты и ее подковырки тоже. Она никогда не отличалась кротостью и покладистостью, и именно такой он ее любил. Он знал, что она, не колеблясь, убьет любого, кто попытается причинить ему зло, любого, кто будет угрожать их детям, их острову, их людям. Он доверял ей, как самому себе, и понимал, как ему повезло: лишь очень немногие мужчины могли сказать такое о своих женах или друзьях.
Когда он приблизился, она подняла на него взгляд, но не улыбнулась. Ее лицо было бледно, и он с тревогой заметил, что ее пальцы слегка дрожат.
Он вопросительно поднял одну бровь;
– Опять голубая?
– Ты о рубашке? Конечно, она будет голубая, такая же, как твои глаза. Мне надо будет нашить тебе побольше голубых рубашек впрок, чтобы хватило до той поры, когда твои глаза выцветут и я забуду, какими они были раньше. Клянусь всеми богами, Рорик, эта буря так неистовствует, как будто Тор обрушил на наш остров весь свой гнев.
– А как ему не гневаться? Во всем виновата ты, женщина. Говорил же я тебе, не обращайся так властно с моим бедным телом. Боги не любят, когда женщины подминают под себя мужчин, которые по слабости своей плоти всегда готовы подчиниться, если в награду им сулят наслаждение. – И он многозначительно ухмыльнулся.
Мирана вскочила с кресла, бросила недошитую голубую рубашку на подлокотник и накинулась на мужа.
Она колотила по его груди кулачками, смеялась и кусала его плечи.
– Мама, не бей отца! Он хороший, он не мог сделать ничего дурного!
Мирана обернулась и посмотрела на свою маленькую дочку Аглиду, такую золотоволосую и прекрасную, что от взгляда на нее занимался дух.
– Твой отец, – сказала она, подхватывая девочку на руки, – большой шутник. Он считает себя очень остроумным, но это не так, потому что все его шутки весьма сомнительного свойства.
– Лучше отца никого нет, – убежденно сказала Аглида, протягивая ручки к Рорику.
– Скоро она поймет, что и у тебя есть недостатки, – заметила Мирана, передавая дочь Рорику.
– Нет, она вырастет такой же, как ее мать, и будет боготворить меня до конца жизни.
Мирана пихнула его локтем, а потом поцеловала.
– Я еще расквитаюсь с тобой за твои шутки, господин мой Рорик.
– Знаю, что расквитаешься. Ты никогда не даешь мне спуску, и я этому очень рад. Но что я вижу? Ты отшвырнула мою рубашку, словно ненужную обглоданную кость. У меня еще слишком мало голубых рубашек – ими набит всего один сундук. Я не могу допустить, чтобы ты ими швырялась.
– Да, да, мама бросила ее, как обглоданную кость! – с готовностью поддакнула Аглида. – Я сошью тебе другую рубашку, отец. Она будет такой же красивой, как и мамина, а может быть, даже лучше.
– Мамина рубашка? Звучит заманчиво.
– Рорик, замолчи. Пойдем, Аглида, тебе уже пора спать.
Все вокруг могли наблюдать веселую возню хозяина и хозяйки, все видели их улыбки, слышали их смех. Все понимали, что они делают это намеренно, чтобы успокоить своих людей, – и это им удалось. Одна из женщин захихикала, когда муж погладил ее по ягодицам. Маленькая девочка крикнула своей подружке, чтобы та бросила ей кожаный мячик. Разговоры стали громче. Дети опять затеяли игру. А их родители заговорили о том, что пора бы уже отойти ко сну.
Дождь яростно барабанил по крыше из дерна и дранки, заставляя деревянные балки жалобно скрипеть. Старый Фиррен сказал, что грохот дождевых струй похож на шум битвы между богами и что эта битва сулит смертным новые беды.
Дождь все лил и лил, порой ненадолго ослабевая, чтобы затем хлынуть с новой силой. Время приближалось к полуночи, но на Ястребином острове спали только дети, а все взрослые бодрствовали, прислушиваясь к непогоде.
Внезапно дверь с шумом распахнулась, и в комнату вбежал Хафтер.
– Корабль! – крикнул он. – В гавань зашел корабль и он вот-вот разобьется о скалы.
Не прошло и нескольких мгновений, как все мужчины высыпали из дома, гурьбой кинулись в широкие ворота палисада и помчались по узкой тропе, ведущей к берегу.
Рорик выбежал на пристань. Дождь хлестал его по лицу с такой силой, что ему казалось, если он откроет рот, то захлебнется. Ослепительные вспышки молний раскалывали небо. Зашедший в гавань боевой корабль швыряло то вверх, то вниз, голова морского змея на его носу то и дело скрывалась под исполинскими волнами.
Люди на корабле кричали и отчаянно налегали на весла, пытаясь подгрести к берегу, но все их усилия были тщетны: корабль не приближался к острову, а вертелся на одном месте, словно попав в водоворот. Затем яростный порыв ветра вдруг швырнул судно на берег с такой силой, что несколько человек упали за борт.