— Нет, спасибо, мужички. Мне в дорогу рано, — отказался Кузя и прошел в дальний угол.
Расположившись на нарах, долго осматривался. В бараке сумеречно, из узких оконцев через загаженное мухами стекло едва пробивается тусклый вечерний свет. Барак огромный, около ста метров и длину. С двух сторон вдоль стен тянутся голые, тесовые, двухярусные нары. Вместо пола — земля. Посредине барака находится еще одна печь. В другое время года, очевидно, здесь не протолкнуться от людской толпы: тесно и душно. Но сегодня ему повезло.
Достав из сумки банку тушенки и сухари, Кузька съел половину, остальное оставил на утро. Сходил на улицу с котелком, набрал у конюха из бочки воды, вернулся на место. Пьяные возчики уже не обращали на него внимания, что-то горячо обсуждая, таскали друг друга за бороды. Затевалась драка по поводу того, что Митяй заменил хомут у Ивана, и Кузя поспешил спрятаться в свой угол.
Полностью подготовившись к ночлегу, расстелил на досках куртку, подложил под голову сумку с бумагами. Некоторое время сидел, глядя в дальний конец барака, замечая, не наблюдает ли за ним кто? А сам сгорал от нетерпения и любопытства рассмотреть свои трофеи. Присел так, чтобы не было видно из-за печки. В первую очередь достал из сумки нож. Осторожно, как это бывает при оценке сокровища, вытащил его из ножен. Он был легкий, удобный и острый. Длина его составляла около двадцати сантиметров, ширина — в половину ладони. Ручка была скреплена из наложенных друг на друга поперек кусочков бересты с проточками под пальцы. Отбойник и затыльник отлиты и обработаны из тонкой меди. Покрутив нож, при тусклом свете обнаружил выбитые на металле буквы. Не пожалев спичку, рассмотрел их, но не мог понять, так как учение азбуки было прервано на второй букве. Покрутив нож, положил на место, на самое дно котомки.
Еще с большей осторожностью достал револьвер. Он оказался необычайно тяжелым и холодным. Это будоражило сознание и заставляло биться сердце. Взяв его в руку, сразу почувствовал удобный, под указательный палец спусковой крючок. Хоть ни разу не держал подобного оружия, понял, как и куда надо целиться: навел мушку в стену и плавно нажал на курок.
Резкий хлопок ударил по ушам звоном. Звук глухого выстрела ударился в стену и разлетелся по бараку. Тонко пискнули оконные стекла. В дальнем углу разом умолкли коногоны. В небольшой, шокирующей паузе возникла такая тишина, что было слышно, как пищит на окне комар. Резко запахло горелым порохом.
Кузя испугался, взмок холодным потом. Быстро спрятав револьвер в сумку, затих, как мышь.
— Эй, ты, приисковый? Что у тебя там? — долетел до него испуганный, протрезвевший голос.
— Да, хрен ее возьми, доска лопнула, с верхних нар свалился, — нашелся Кузя, продолжая ругаться. — Все давным-давно погнило, а они тут людей укладывают!
Вероятно, этот ответ полностью удовлетворил хмельную компанию, потому что после его слов стены барака затряслись от дружного хохота. Возчики приняли его слова как должное, и теперь, представляя полет Кузи, веселились над этой оказией. После того, выразив полное сочувствие и сожаление, что он не переломал кости, коногоны опять переключились на хомут. Неожиданное событие было тут же забыто. Облегченно вздохнув, Кузя тихо, как кролик, прилег на нары, все еще восторженно переживая выстрел: «Вот это да! Вот это бахнуло! Наверно, пуля стену пробила».
Полежав какое-то время, Кузя постарался заснуть, но не мог. События прошедшего дня и случайный выстрел будоражили сознание. Он еще и еще раз вспоминал ту минуту, когда ударил парня по голове, как подобрал револьвер и нож. Но больше всего его волновал вопрос, кем могли быть налетчики: простыми путниками или разбойниками? Нет, на разбойников вроде как не походили, но тогда почему напали на Дашу? И откуда у них пистолет?
Даша! Вспомнил про нее. Ведь она видела, как он подобрал и спрятал револьвер и нож!.. Теперь, наверно, расскажет своему отцу и Заклепину, что у него есть наган, а они отберут его. «Эх, прощай, оружие, — тяжело вздохнул Кузька. — Не удастся попользоваться. Не сами, так урядника привлекут, все равно заставят отдать». Потом его вдруг осенило: часы! Ведь он их тоже подобрал и бросил в свою сумку, но Дарья их не требовала. А может, до поры, или просто забыла?
Ночь прошла беспокойно. В дальнем углу то дрались, то пели песни коногоны. Кузя вскакивал, ощупывал сумки. Убедившись, что все на месте, укладывался опять, но ненадолго. Возчики угомонились только под утро, когда в утлых оконцах забрезжил рассвет. Вместе с ними уснул и он, но, как показалось, ненадолго. Почувствовал, что его кто-то тормошит. Подскочив на нарах, не сразу понял, что случилось. Увидел перед собой склонившееся бородатое лицо, испугался, но тихий голос успокоил:
— Что брыкаешься, как хариус на крючке? — усмехнулся дворовый конюх и, перед тем как уйти, дополнил: — Вставай, там тебя уже ждут.