Хозяин травы

После этого случая я больше никогда не летала. И потому, когда Виктор, решительно встав с моего нового дивана и отодвинув стоявший между нами журнальный столик, шагнул к табуретке, на которой я сидела, и плотно взял меня за плечи, то я сперва слегка испугалась, не понимая, почему тело мое вдруг начало вибрировать и исчезать. С мужем я никогда ничего подобного не испытывала. И чтобы унять непонятную дрожь, я обеими руками ухватилась за его шею. И тогда начал дрожать пол. А потом на меня вдруг опрокинулся потолок и по нему быстро пробежал маленький паук. И я отделилась от самой себя, медленно взмыла к потолку, прошла его насквозь и умерла.

— Какое у тебя лицо было! — прошептал Виктор.

— Какое? — постепенно стала обретать я голос и тело.

— Как на фреске.

— Честное слово, я настоящая.

— Не понял.

— Я живая, а не фреска. Только об этом мало кто догадывается. Да ты не пугайся, я шучу.

— А я не пугливый, — отодвигается от меня он.

— Ты что, обиделся?

— Да нет. Ты мне очень нравишься. Такая маленькая, беззащитная...

— Я беззащитная?!

— Конечно. Ведь женщина всегда намного слабее мужчины — и физически, и интеллектуально.

— Ну, физически понятно. А интеллектуально — это почему же?

— Да хотя бы потому, что женщины ничего существенного не создали. Ни в науке, ни в искусстве.

— А Цветаева? А Ахматова? А Софья Ковалевская?

— Послушай, ты меня что пригласила, чтобы читать мне лекции по теории искусств? У нас, между прочим, не так много времени. Меня дома ждут. Мы могли бы заняться чем-нибудь более интересным.

— Чем, например?

— А ты догадайся. Мне, между прочим, показалось, что тебе это понравилось. Ой, боже, да ты никак покраснела! Вот уж никак не ожидал, что ты такая застенчивая. Ты меня что, стесняешься, что ли? Какая прелесть! — И он плотно берет меня за плечо.

И внутри меня что-то начинает дрожать.

— А слезы зачем? — удивляется Виктор.

— Я тебя так люблю! — рыдаю я.

— Ну, ну, успокойся, — сочно рокочет он и гладит меня по голове.

...И я увидела, что нахожусь в большой прихожей, облицованной белым кафелем, какой бывает только в ванных комнатах. Но как будто бы это ЖЭК. И мне нужно получить справку о том, что девять лет назад мы снимали дачу в Жаворонках, а не в Пионерском. Справка эта нужна срочно, потому что завтра будет поздно и ничего уже нельзя будет поправить. В прихожей было две двери — справа и слева. И я поняла, что передо мной поставлен выбор и от того, что я выберу, зависит все. Это было испытание. Интуиция неудержимо толкала меня направо. Но я догадалась, что именно в этом и кроется подвох. И толкнула левую дверь. Там оказалась большая светлая комната. Несколько полированных столов. За каждым сидел человек, и вокруг него толпились люди. «Извините, будьте любезны...» — обратилась я к седовласому мужчине, сидящему за одним из столов. Мужчина приветливо взглянул на меня и ничего не ответил. «Будьте добры, вы не скажете...» — продолжала я. «Да, да, — ответил он, абсолютно с вами согласен». — «Но я же еще ничего не объяснила», — возразила я. Но он уже беседовал с другими.

«Скажите, пожалуйста», — обратилась я к пожилой женщине в розовом платье, на котором были нарисованы крупные васильки. Женщина подняла от бумаг мелко завитую седую голову и торжествующе оглядела меня. «А разве твои родители не запрещают тебе прятаться в подвалах?» — пропела она, почти не скрывая злого ликования. И вдруг я поняла, что это наша учительница Зинаида Васильевна, которая в шестом классе была у нас классным руководителем. «Но ведь я уже институт закончила. Вы разве не знаете?» — попятилась я от нее. «Знаю, милая, знаю, — усмехнулась она. — Я-то все знаю. А вот ты не знаешь. Педсовет постановил, что это отменяется. Так что изволь объяснить, почему ты опять без фартука». И она начинает медленно высвобождать из-под стола свое грузное тело. Я опрометью выскочила в прихожую и толкнула вторую дверь. Он стоял посередине комнаты и протягивал ко мне руки. «Неужели ты сразу не поняла, что надо было войти сюда? — тонким голосом сказал он. — Я тебя жду. Иди ко мне. Я буду тебя любить». — «Да! Да!» — откликнулось все во мне. «Иди же», — повторил он, вытягивая толстую шею. И тут я увидела у другой стены Зинаиду Васильевну и по размякшему выражению ее лица поняла, что он ей сказал то же самое. «Но как же это возможно одновременно?» — подумала я, но тут же почувствовала, что это возможно, что она не видит меня и, когда это все будет происходить, я уже не буду знать о том, что она одновременно со мной испытывает то же, что и я. «Иди же», — повторил он. Я со стоном обхватила его толстую шею...