Хозяин Вселенной

– Ангел Рома... – и я улавливаю в его голосе растерянность. А раньше чуть не прыгал...

– Не ожидал?

Моя голограмма прочно стоит на полу. Сегодня я при всём параде. Боевой скафандр, увешанный всевозможными прибамбасами, и даже прозрачный пузырь шлема надет. И я надеюсь, что отсветы шлема скроют сегодня выражение моих глаз. Ну а мысли читать мальчик покуда не умеет.

– Я уже думал, ты совсем меня забыл, ангел Рома, – тихо, серьёзно говорит Олежка.

– Я не забыл. Как только смог, так сразу...

Его лицо озаряет несмелая улыбка.

– Спасибо. Ты опять ненадолго?

Теперь улыбаюсь я.

– На полчаса, я думаю.

Я ожидаю радостной улыбки, но вместо этого он внимательно всматривается в моё лицо.

– Что-то плохое случилось, Рома, да?

И уже совсем неожиданно для себя самого я признаюсь.

– Случилось, Олежка.

Вот так вот и бывает порой в жизни – едут в поезде двое, совершенно посторонние люди, и вдруг один другому выкладывает душу. Исповедь, это придумано не сдуру. "Облегчи душу свою, человече"... А хотя бы и не человече, какая разница?

– Но ведь вы их убили, Рома?

– Ты не понимаешь, – горько усмехаюсь я. – Сколько их там было? Три десятка операторов, ну пилотов сколько-то, плюс боевой десант... А людей погибли тысячи. Многие тысячи.

Мальчик молчит. Думает.

– Скажи, Рома... А вот если бы ты не вмешался, сколько погибло бы их? Ну, которые "зелёные"...

Теперь уже молчу я.

– Их там триста миллиардов.

– Тебе не было бы жалко... ну... их всех?

Я вглядываюсь в его лицо внимательно. Очень внимательно. Ай да Олежка...

Сейчас на моей совести тысячи душ. А тогда было бы триста миллиардов. Каких душ, это уже второй вопрос. Что решил бы в такой ситуации Буриданов осёл? А ведь я не осёл. Ну, по крайней мере, не Буриданов...

– Спасибо тебе, Олежка.

– За что? – он вскидывает брови.

– За разговор, – улыбаюсь я.

– А я тебя много рисовал, Рома, – внезапно говорит мальчик. – Хочешь посмотреть?

– Конечно!

Он резво орудует мышкой, и на экране монитора возникает картина, нарисованная в фотошопе. Я вглядываюсь: космический ангел весьма атлетического сложения в боевом скафандре разгоняет шайку бледно-зелёных невыразительных хулиганов, на карачках разбегающихся от его могучей карающей длани. Не хватает только надписи – "Смерть фашистским оккупантам!"...

– Ну это из раннего, – солидным тоном признанного мэтра кисти говорит Олежка. – А вот ещё...

Да, это уже не плакат. Это настоящая картина.

– Как называется?

– "Ангел Рома, летящий среди звёзд"

Я улыбаюсь.

– А ты назови его проще: "Летящий среди звёзд". Коротко и красиво. А кто именно, будем знать только мы с тобой.

– Ага, – по всему видно, мальчишке понравилась идея. – А вот эту картину я не знаю как назвать...

На мониторе возникает изображение. Я вглядываюсь...

Ангел явно женского рода – в скафандре, естественно – сидит на поваленном шкафообразном роботе, широко расставив ноги, и молча разглядывает что-то, выходящее за рамки картины. Жёсткий, цепкий взгляд... Аина.

– Я как ни старался нарисовать тебя, а выходит вот... – мальчик смущён.

– Это оттого, что ты нарисовал правду, – медленно говорю я. – Я не смогу тебе сейчас объяснить... Ты знаешь что? Ты назови её "Опалённая злом".

– Ага! – Олежка блестит глазами, и по всему видно, я разрешил проблему названия, изрядно мучившую юного художника. – Так и назову!

Внезапно меня осеняет. У меня же здесь, на Земле, имеется своя резервная папка, где-то в недрах необъятной памяти компьютера ангельской миссии "Селигер"...

– А хочешь, я тебе покажу, где я живу? И свою семью. У меня такая дочь...

Он оттопыривает губу в растерянности.

– А я думал, ты маленький...

– Да мы все такие, – смеюсь я. – Я же тебе излагал. Так показать?

– Да! – Олежка садится на стуле наоборот, и по всему видно: он приготовился смотреть фильмы из жизни ангелов хоть до старости.

Я уже достаточно понаторел в обращении с ангельскими серверами, и нахожу нужную папку без труда. Моё изображение в комнате у Олежки сменяется объёмным экраном, я же могу по-прежнему видеть мальчика.

С чего бы начать? Ну конечно, вот оно – Первый полёт Мауны-младшей!

Некоторое время я наблюдаю за лицом юного художника, жадно всматривающегося в проходящие перед ним сценки ангельской жизни. Разумеется, он не понимает щебечущей-пересвистывающейся чужой речи, но это делает картину ещё более завораживающей...

– Какая красивая... – заворожено говорит мальчик, и я полностью с ним согласен. Да, наша Мауна красивее всех.

– Олежек, с кем это ты тут разговариваешь? – в комнату входит мать мальчика. Я едва успеваю погасить изображение.

– Да ай, мама! – Олежка чуть не плачет от досады.

– Ты чего? – ошеломлённо хлопает глазами женщина. – Кто у тебя был?

– Никого! Это я сам с собой говорил!

– А ты не злись на мать, – еле слышно шепчу я ему на ухо, пользуясь богатыми возможностями ангельской связи. – Она не виновата. Я тебе позже всё-всё покажу. Правда...

И хотя позже мне это будет сделать хлопотно, я полон решимости во что бы то ни стало исполнить обещание. И странное дело – грызущее чувство вины немного отпускает меня...

"Рома, здесь Аина. Всё, конец беседам – прибыл резерв ликвидаторов"

* * *