Храбрые сердца однополчан

По-юношески выглядит Лазарев, и немного ему лет от роду, но ротой управляет с большим тактическим мастерством, свойственным командирской боевой зрелости. Когда полк, вырвавшись далеко вперед, временно оказался в трудном положении, не кто иной, как Лазарев проявил ценную боевую инициативу. Маневрируя взводами, возбуждая шум огнем то там, то здесь, привлек к себе внимание и усилия противника — тем самым прикрыл действия других наших подразделений, дал им возможность развернуться и ударить. В представлении к ордену в числе других его достоинств было отмечено: «…думающий командир».

Как и многие офицеры ускоренной выучки военного времени, Лазарев показал на фронте незаурядные командирские способности, хотя в свое время в мечтах связывал судьбу только с родным Усть-Катавским вагоностроительным заводом, где работал токарем, где трудились его отец и дед. Да, собственно, и на войне Михаил не расставался с этой мечтой: потомственный рабочий паренек, он добросовестно выполнял воинский долг, но думал о том, как вернется на завод. Как-то признался друзьям, что во время ночных обстрелов и бомбежек ему снится грохочущий всеми своими станками заводской цех. Говаривал: «После войны, если останусь жив и цел, поеду в Усть-Катав, встану к своему токарному, и ничего мне, братцы, больше не надо…»

Не могу не вспомнить еще об одном товарище, награжденном за боевое отличие, — о ротном парторге Ф.Сухареве. Вручать ему орден пришлось в госпитале, где он лечился после шести «дырок», полученных в одном бою — в яростной рукопашной схватке с гитлеровцами. Я уже упоминал о том подвиге гвардии старшины Фрола Сухарева. Когда в разгар рукопашного боя на командира роты накинулось сразу семеро фашистов, Сухарев своей грудью прикрыл офицера. Вслед за тем гвардии старшина троим гитлеровцам раскроил черепа прикладом автомата, двоих скосил меткой короткой очередью. В таком бою не только наносишь, но и получаешь удары. Но лишь после шестого ранения отважный гвардеец покинул поле боя: он упал, истекая кровью, санитары оттащили его в безопасное место.

Несколько времени спустя, проведав гвардии старшину в прифронтовом госпитале и вручив ему орден, я написал для нашей армейской газеты «Суворовец» статью, в которой были такие строки: «Здоровье нашего однополчанина-героя идет на поправку, и скоро он снова придет в часть. Трепещи, враг! Фрол Сухарев возвращается в родной полк, возвращается с еще более лютой ненавистью, горя желанием мстить за свою кровь, за кровь своих братьев!

У нас, гвардейцев, есть свои традиции. Это — безудержная отвага, порыв вперед, высокая дисциплинированность, уверенность. Дан приказ «Вперед!» — гвардейцы прорвут оборону врага, огнем зальют немцев. Выйдут патроны и снаряды — в рукопашной схватке сломят врага, зубами перегрызут глотки фрицам и вырвут победу!»

Искушенный да грамотный нынешний читатель, возможно, улыбнулся бы, попадись ему сейчас в руки номер «Суворовца» за 10 октября 1944 года со статьей командира полка гвардии майора Третьяка «Высоко держать гвардейскую славу!». И стиль показался бы нескладным, и тон несколько крикливым (почти после каждого предложения восклицательный знак), и язык, засоренный словами просторечья… Против подобной критики трудно было бы возражать. Я и сам теперь так бы, наверное, не написал. Но тогда, когда наши сердца были переполнены клокочущей ненавистью к врагу, когда каждый из нас — и солдат, и командир — в бою действительно пускал в ход не только оружие, но и кулаки, просторечные, запальчивые фразы довольно точно выражали мысли и чувства и восклицательные знаки стояли, пожалуй, на местах.

Так же примерно беседовал с фронтовиками парторг роты гвардии старшина Сухарев, воодушевляя их на боевые дела, а когда наступила решительная минута, подкрепил слова личным примером, геройским поступком.

Меня, как командира полка, всегда интересовало состояние партийно-политической работы в подразделениях. Когда, бывало, спросишь об этом командира роты гвардии капитана Боронина, он с видимым удовольствием, с подробностями рассказывал о проводимых мероприятиях — коллективных читках газет, беседах, собраниях накоротке, а в заключение веско добавлял:

— У нас же не кто-нибудь парторгом, а Сухарев Фрол Фролович!

И этим вроде бы все было сказано — так считал ротный.

Кое-что мне случалось видеть и слышать самому. Думаю, что формы и методы работы ротного парторга были правильными.

«Коммунисты, вперед!» — этот боевой клич парторга страстно звучал и воплощался в боевых делах, когда роте гвардии капитана Воронина предстояло идти в атаку.

В период непрерывного 400-километрового наступления наряду с другими подразделениями много сил потеряла и рота Воронина — осталось в ее строю десятка полтора стрелков. А членов и кандидатов партии — всего несколько. После изнурительного марш-броска ночью через болотные топи роте в числе передовых подразделений предстояло форсировать реку. Физически и морально люди настолько выдохлись, что некоторые с трудом могли держаться на ногах.

— Коммунисты, вперед! — воскликнул Сухарев.